Последователи разрушения - страница 36



Теперь-то Грэй понимала: то была шутка. Но и ей тогда было лет пятнадцать. Цену своим решениям она познала после двадцати, когда тот стелладиец полоснул её по лицу кривым ятаганом.

Что-то зачесалось под лентой чёрного бархата. Некогда ныть, надо делать ноги.

Грэй пробралась в конюшню. В вычищенном деннике она сразу нашла своего жеребца. Погладив гиганта по морде, разбудила его и взнуздала. На вороные бока лёг потник, сверху – дорогое седло с высокой лукой. Парв стоял смирно и не фыркал, будто понимал, что любой громкий звук сможет выдать хозяйку. Ифритка уже приторочила торбу к седлу и вдела ногу в стремя, как вдруг услышала шум возни у входа в конюшню. Остальные лошади пока вели себя спокойно, но скоро здесь должно было стать очень, очень шумно. Уже не таясь, Грэй сняла засов и пинком растворила двери. В открывшемся просвете она рассмотрела отряд стражников. Девушке потребовалось несколько ударов сердца, чтобы вернуться, запрыгнуть на жеребца и гикнуть. Парв всхрапнул и ломанулся во двор.

Стражники бросились в рассыпную, лишь один, самый отчаянный, попытался перехватить коня за уздечку. Встав на дыбы, зверюга наградила смельчака ударом копыта, взяла разгон и понеслась в сторону степи. Грэй ткнула пятками его бока, и Парв перелетел через низкую ограду. Галоп на миг ослепил и оглушил мечницу. Снова ветер в лицо, снова шорох земли, вылетающей из-под тяжёлых копыт. Грэй привстала на стременах и посмотрела в сторону горизонта – туда, куда её направляли первые лучи солнца.       Крик, что она хранила глубоко под сердцем, вырвался наружу и расколол надменную тишину Золотых степей.

Грэй не нужно было подгонять коня. Тот мчался так быстро, как только мог, тоже истосковавшись по знойным просторам. Ноги Парва, мощные и стройные, едва касались копытами земли. Он скользил по степи подобно песчаной буре, стремительной и неукротимой. Увы, девушка понимала, что долго это не продлится: конь уставал. Он скакал добрых полдня, и попона насквозь пропиталась потом. Ещё немного, и Парв падёт. Грэй натянула поводья и плавно перешла на рысь, а затем на шаг.

Солнце клонилось к западу. Приставив ладонь козырьком ко лбу, ифритка посмотрела в небо единственным глазом: ни облака, ни птицы. Степной простор полнился покоем и тишиной, но это до поры. Кони отцовской стражи тоже были хороши. Грэй бросила поводья на луку и вытащила флягу с водой. Она отпила всего пару глотков. Позолоченная крышка слегка обжигала кончики пальцев. Девушка была привычна к жаре, однако с малолетства помнила слова отца: «Даже самый выносливый житель востока рано или поздно может лишиться последних сил. Он будет рисковать провести ночь на остывшей земле, не найдя себе подходящего укрытия, и горе ему, если он понадеется проснуться».

Слева раздался едва слышимый треск. Парв заржал и скакнул в сторону. Грэй сжала бёдрами бока животного и удержалась в седле. Она увидела, как из-под поваленного ствола акации показалась широкая голова гремучей змеи. Гадина предупреждающе смотрела на девушку и шумела погремушкой на кончике хвоста. Ифритка хмыкнула, сняла с седла кожаную плеть и щёлкнула ею в воздухе, задирая гремучку. Змея зашипела и сделала выпад, но Парв снова отскочил в сторону. Грэй похлопала боевого коня по шее и легко ударила пятками по бокам, заставив шагать дальше.

Ближе к вечеру беглянка поднялась на высокий холм, названный Курганным. С его макушки взору открывался заброшенный город. То были развалины когда-то великого Каша́я, жемчужины торгового востока. Давным-давно сотни, тысячи караванов проходили через его улицы, а на городских базарах можно было найти диковинки со всех уголков земли – от шкур снежных медведей до сладкоголосых птах с южных островов. В эпоху Великого упадка Кашай погиб – высох, искрошился и опустел, попав в клещи войны и неурожая. С запада его подтачивали стелладийцы, с востока – засуха и мор. Терзаемые бесчисленными горестями, кашайцы засыпали колодцы песком и отступили вглубь страны, оставив город на растерзание захватчикам. К злорадству проигравших, Кашай не покорился власти вражеского государства: стелладийцы быстро освободили город, поняв, что тянуть обозы в такую даль и оборонять их от вечных партизанских атак попросту невыгодно.