– Не понравилось? – спросил он.
– Трудную задачу вы задали нам, молодой человек, – ответил главный редактор. Мягко ответил, даже ласково.
– Не понравилось? – повторил Платон свой вопрос.
– Не в этом дело, понравилось или не понравилось… Вы, ну как бы это сказать вам помягче? Вы не советский режиссёр.
У Платона упало сердце. Он побледнел. Он сразу представил себе воронок и Беломорканал, все ужасы ГУЛАГа представились ему.
– Не переживайте так, – улыбнулся главный редактор. – Я ведь не сказал «антисоветский»… Пока я только сказал – «не советский»… Чувствуете разницу? У вас, несомненно, есть способности… Уровень… Культура… Своеобразие… Но…
Главный редактор улыбнулся.
– Так что? Мне никогда не дадут здесь снимать кино? Мне уехать, хотите сказать?..
– Нет, зачем так мечтательно?.. Снимите что-нибудь оптимистичное, смешное… И мы вернёмся к этому вопросу…
Платон возвращался домой на «Красной стреле».
Он вышел покурить, но так и не дошёл до тамбура. Остановился у окна и смотрел на проносящиеся мимо огоньки полустанков и деревень и думал с тоской о судьбе, которая ждала его в Ленинграде. Он в юности мечтал стать писателем или журналистом, но наша проза в те годы была такой пресной и двуличной. А в кино происходили такие бурные перемены! Разрешались такие дерзости. И он подумал, что там, в кино, его место. И вот всё срывалось.
Платон почувствовал, что кто-то встал рядом с ним и тоже смотрел в темноту ночи, где мелькали огоньки. Он оглянулся и увидел человека, лицо которого ему показалось знакомым. Глаза у него были умные и грустные, а облик стёртый, без резких примет… Один из тысяч, которых видишь каждый день и забываешь навсегда…
Человек улыбнулся и кивнул.
Платон учтиво ответил.
– Вы очень огорчены? – спросил незнакомец. – Вы огорчены сегодняшним просмотром?..
Платон удивлённо пожал плечами.
– Я вижу.
– Да нет, что вы?! Я привык. Кто вы?
– Вы читали «Петербург» Белого? – спросил незнакомец.
– Да, конечно.
– Ну и как?
– Замечательная книга.
– Вам кажется, что жизнь рушится? Что вас теперь отстранят от кино и вообще от творческой работы…
– Кто вы? – повторил свой вопрос Платон.
– Я курирую «Ленфильм». Вы читали Евангелие?
– Естественно.
– Кто вам больше нравится – Пётр или Иуда?
– Не могу так сразу.
– А вы подумайте и скажите честно.
– Мне оба не нравятся, – сказал Платон. – Но Иуда совершил поступок. Ему сделали сверху предложение, от которого он не мог отказаться… Без него не могло ничего случиться…
И снова курили молча.
– Он стал причиной… началом великих страданий… – продолжал горячо Платон Фолтин. Он всегда испытывал воодушевление, когда приходила яркая мысль, и пытался развить её до абсурда. – Пётр и Иуда были первыми, в ком заговорила совесть… Один заплакал, другой повесился…
– Совесть… – задумчиво, даже печально произнёс куратор. – В одном из последних словарей рядом с этим словом курсивом написано «Устар.», то есть устаревшее понятие.
Платон давно не встречал среди людей своего возраста такого близкого человека. Или ему показалось? Такого думающего… Или показалось? Зачем он погубил себя? Когда он сломался или когда его сломали или приручили? Купили… Или показалось? И его, Фолтина, хотят купить? Или показалось?..
– А я знаю, о чём вы думаете, – сказал Куратор.
– Не знаете.
– Знаю.
– Ну и о чём же?
– Вы думаете о следователе, который допрашивал Николая Степановича Гумилёва… Но я не доносчик, я не Иуда. Я не следователь… Я, как бы это точнее… Ну, скажем… Есть люди, которым уготован путь апостола Петра. И наш главный тоже не Иуда… Пётр… И большинство моих коллег думают как я… Как вы думаете… И даже в отделах ЦК многие придерживаются таких взглядов… И может быть, половина России думает как мы. Благодаря нам мир увидел картины Тарковского… Благодаря нам отпустили на Запад Солженицына, Галича, Аксёнова… Нам как кислород нужны талантливые люди. Мы стараемся уберечь их от ошибок… Но, если случается форс-мажор, мы отрекаемся… Как отрёкся апостол Пётр… Наш «Титаник» такой большой. И старый. Всё трещит. А вокруг айсберги… – Он смотрел на Фолтина спокойно и доверительно.
