Солдаты и так отлично выглядели, хоть и были без киверов, а только в фуражках, нахлобученных на все лады.
Нам было очень жаль, что они уезжают, но Освальд, как и остальные, с завистью смотрел на тех, кому вскоре позволят сражаться за королеву и страну, ведь они уже взрослые и им не надо заботиться о всякой ерунде вроде учебы.
Вдруг Элис что-то шепнула Освальду, и он сказал:
– Хорошо, только скажи ему сама.
Элис обратилась к капитану:
– Вы остановитесь, когда в следующий раз будете проезжать мимо?
– К сожалению, не могу ничего обещать, – ответил он.
– Пожалуйста, остановитесь, – попросила Элис. – Это очень важно!
– С чего бы?
Вполне естественный вопрос, хотя, задай его ребенок, его бы отчитали за грубость.
– Мы хотим вручить солдатам подарки на память, – объяснила Элис. – Нашего отца сейчас здесь нет, но я напишу ему и спрошу разрешения. Знаете что? Если нас не будет на стене, когда вы будете тут проезжать, не останавливайтесь, но если мы будем… Пожалуйста, прошу вас!
Офицер подергал себя за усы; судя по всему, он был озадачен, но в конце концов согласился, и мы очень обрадовались, хотя только Элис с Освальдом знали, какой мрачный (хоть и прекрасный) план созрел в их юных умах.
Капитан еще долго с нами разговаривал, и, наконец, Ноэль сказал:
– Вы похожи на Диармайда[11] с золотым ожерельем. Но мне бы хотелось увидеть ваш обнаженный меч, сияющий на солнце, как полированное серебро.
Капитан, рассмеявшись, взялся за рукоять своего доброго меча, но Освальд поспешно сказал:
– Нет, подождите. Такого шанса у нас больше не будет. Вот бы вы показали нам, как преследуют бегущего врага! Дядя Альберта знает, как это делается, но он показывал, сидя верхом на стуле, потому что лошади у него нет.
И храбрый и роскошный капитан действительно все нам показал. Мы открыли ворота, он въехал в них на коне и показал, как сечь, делать выпады и отражать удары. По четыре вида каждого приема. Это было великолепно! Утреннее солнце сверкало на его блестящем клинке, а добрый конь стоял на лужайке, широко расставив ноги. Затем мы открыли ворота пастбища, и офицер проделал все снова, уже на скаку, словно мчался по кровавому полю брани в окружении свирепых врагов отчизны, и это было еще великолепней.
Мы горячо его поблагодарили, и он уехал, забрав с собой солдат. И, конечно, пушки.
Потом мы написали отцу, и он разрешил нам сделать, как мы задумали.
В следующий приезд солдат (на этот раз с ними не было пушек, только пленные арабы) подарки уже ожидали в тачке, а мы стояли на кладбищенской стене.
Смелый капитан немедленно приказал остановиться. Затем девочки имели честь и удовольствие вручить каждому солдату по трубке и по четыре унции табаку.
Мы пожали руку капитану, сержанту и капралам, девочки поцеловали капитана – не могу понять, почему девчонки целуют всех подряд, – и все мы прокричали «ура» в честь королевы. Все прошло замечательно! Жаль только, отца там не было и он не увидел, как много табаку и трубок можно купить на двенадцать фунтов, если заказывать напрямую со склада.
С тех пор мы больше никогда не видели тех храбрых солдат.
Зачем я все это рассказал? Чтобы объяснить, почему мы так увлеклись солдатами и почему рвались помочь бедной вдове, которая жила в белом коттедже заброшенная и одинокая.
Вдову звали Симпкинс, ее коттедж был сразу за кладбищем, по другую сторону от нашего дома. Каждый раз, когда мы приветствовали солдат, вдова стояла у калитки своего сада и наблюдала, а после криков «ура» вытирала фартуком глаза. Элис заметила этот скромный, но многозначительный жест.
