Теперь к делу. Старик будет идти через Шуйское становище: другого пути у него нет – и ночевать будет там. Староста говорил, что ждет его через два дня, так что собирайся. Если постараться, к вечеру будем на месте.
Расчеты отставного дикого гуся48 оказались неверны. За сборами да неблизкой дорогой в Шуйское становище добрались только к глубокой ночи. Рисковали: в такое время четники могли и подстрелить того, кто шастает у частокола. Но Ратиша хорошо знал порядки и обычаи земляков, а потому к запертым на ночь воротам приближались с шумом. Привратные долго не решались открыть, но потом все же пустили на ночлег.
Напрасно Лонро надеялся, что ночью сможет все как следует обдумать, взвесить. Стараясь побыстрее получить свободу, Ратиша просто рвал землю. Не успел Джеронимо опомниться, как тот принес весть, что Радимир из Щучьего скуфа уже здесь на постое, и не один, а с парнем и молодой жрицей, Йогиней.
У Лонро больно кольнуло сердце, а Ратиша, не говоря ни слова, тут же ринулся к коновязи, где надеялся найти старика.
Вскоре Джеронимо стало совсем худо, и он прилег на шаткий топчан. То ли во сне, то ли наяву – в каком-то мареве – перед ним проявилось озабоченное лицо Ратиши, за спиной которого маячил дед из Щучьего скуфа…
Видя, что с латинянином происходит что-то неладное, Ратиша увел старика в сторону. Выражение лица Щучьевского людина49 постепенно менялось: сначала – недоумение, тревога, а потом и вовсе враждебность.
По мнению же Ратиши, все шло как надо. И врать не понадобилось: видно, что хворому латинянину нужна помощь. С подобным недугом может справиться только сильная жрица или волхв, знахарь. Вот в Щучьем-то чужакам и сказали, что только Радимир с Йогинями знается.
Но вскоре Ратиша насторожился. Он наконец заметил искорки то ли ярости, то ли злости из-под морщинистых век старика и умолк. Но тот с неожиданной теплотой в голосе молвил:
– Трудно выполнить то, о чем ты просишь: Йогиня сама выбирает, с кем говорить, а с кем нет. – И, помолчав, добавил: – Дивный урок дают боги этим женам! Ведь столько чужаков приходит с ними повидаться… А кабы моя воля, то я и вовсе не подпускал бы этих заезжих к межам Беловодья, а уж тем более – к нашим жрицам. Да ты хоть знаешь, какую Йогиню он ищет?
Оказалось, что имени «своей» Йогини Лонро никогда и не знал. Он был в отчаянии.
– Скажи, – снисходительно кивнул Радимир в сторону чужака, – помогу я ему, горемыке. Идем!
Они прошли в глубь постоялого двора, где возле конюшен горел костер. Вокруг огня стояли и сидели люди. Лонро вдруг почувствовал, как его ноги налились тяжестью: спиной к ним стояла Йогиня. Радимир окликнул жрицу, и та обернулась.
Та же яркая одежда, те же сапожки, та же гордая и красивая стать… но это была не та женщина, которую он искал.
Увидев отчаяние в лице ромея, старик подозвал к себе молодого парня, шепнул несколько слов, и тот исчез в темноте.
– Слушай, северянин, – обратился Радимир к Ратише, – скажи, пусть не горюет покамест. Он, видно, шел к Радмиле – я вроде его помню, был у нас. Идите почивать. Поутру я пришлю к вам Светозара: он сведет вас к ней.
Холодный рассвет едва пробивался сквозь плотный занавес серого неба. Мелкая морось висела в воздухе. Осень показывала неприветливый лик.
Лонро плохо спал в эту ночь. Едва только мысли ромея касались встречи с Йогиней, сердце дрожало и колотилось, будто беспокойный щенок на мокрой лежанке. Шум ночного ветра, шорох неясных сновидений, стук сердца и невыносимый храп Ратиши, спавшего в другом углу, – все это отдавалось в голове Джеронимо колокольным звоном.
