Прогремел выстрел.
***
***
Он, этот выстрел, прогремел так резко и неожиданно, что даже сейчас, спустя десять минут после случившегося, у меня до сих пор звенело в ушах. Вебер лишь ранил Спольникова, тот нашёл силы сцепиться с наёмником, случайный выстрел решил исход – Спольников погиб.
Я украдкой посмотрела на суровое лицо Вебера, затем на не менее суровое лицо Эдуарда Валентиновича. В этот пятничный вечер Рожков постарел чуть ли не на десять лет: ёжик его седых волос, кажется, стал совсем белоснежным, морщины на лице обострились, а обычно веселый и добрый взгляд теперь казался уж слишком усталым.
Единственное, что я от него услышала за последние полчаса, дало мне многое понять.
«Я знал, что здесь что‑то происходит, но лишь мог догадаться, что именно. Но я этого так просто не оставлю», – сказал Рожков.
Скрипнул металл, вспыхнули искры. Мы с Вебером и Эдуардом Валентиновичем спускались вниз в гремящем лифте – старом, поеденном ржавчиной, с облупленной неровными кусками краской. Сам лифт был открытым, только низкое ограждение из смятой в нескольких местах сетки огибало ребристую квадратную платформу. В лифтовой шахте было холодно, и чем ниже мы спускались, тем холоднее становилось.
Я закрыла глаза, делая глубокий вдох. Почему я почувствовала облегчение при мысли о том, что Антона больше нет?
«Потому что Спольников больше никому и никогда не причинит никакого вреда», – подумала я и вновь припомнила тот момент после драки Спольникова и Вебера, когда Саша поднялся на ноги.
«Ненавижу тебя, Маша, – шептал Спольников, лёжа на полу моей комнаты, захлебываясь кровью и умирая. – Ненавижу тебя…»
С этими словами Антон и умер.
Мы были уже в коридоре, в южной части, пришлось осесть на время в технических комнатах. Народ сбегался на выстрелы, мы слышали охрану, крики. Пришло время действовать! Мне пришлось взять одну из игл, которые были припрятаны у меня в рюкзаке, и провести манипуляцию с датчиком на руке, о которой мне рассказал Лёнька. Я даже не успела начать бояться той жуткой боли, о которой говорил Лёнька, потому что времени на это просто не было. Я больше боялась, что не сработает его открытие – и тогда хоть ножом этот датчик вырезай…
Вебер и Рожков, которым я наказала не пытаться мне помочь, воочию увидели, как целых двенадцать секунд своей жизни я лежала на полу, скрючившись от боли. Действительно было похоже на то, будто бы руку прошибло током, от запястья прямо до локтя, причем таким неслабым разрядом. Сработало, кстати! Датчик действительно был отключен. Без Лёньки бы, конечно, не выкрутились. Но спасибо я ему уже передать не смогу.
Теперь надо быстрее убираться отсюда, из этого проклятого города, пока нас не отловили.
Что нас ныне ждёт? Ух что! По мне снова поползла липкая нервозность: зацепила, оцарапала, судорогой прошлась по всему телу. Вебер сказал, что нам в Москву надо сначала. Там какой‑то человек есть, который может мне этот датчик снять. Да и в Купол легче из Москвы добраться будет. Так что нам предстоит долгое путешествие. Но я была счастлива – с Вебером вместе хоть на край света!
Боже мой, сколько ж энтузиазма сейчас горело во мне огненным пламенем. После трех лет заточения в Адвеге – выбраться! Добраться до Посткарантина – и вперёд, за горизонт вместе с Вебером… Не просто выбраться, а вот так, с ним. И домой ведь, домой!
Я снова опустилась в омут мыслей, касающихся предстоящего путешествия до ближайшего населенного пункта, которое нам предстояло совершить с Вебером в ночи. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что на нас могут напасть головорезы или, например, мутанты в первые же полчаса после того, как мы выберемся за гермодвери Адвеги. Но куда тут без риска‑то? Там, под небом, на мёртвых землях, вся жизнь сплошной риск. Однако, по мне, уж лучше колючий риск, чем такая «добрая» безопасность, как здесь, в Адвеге.
