– Ну извини. – промычал из кухни Хэм. Он жевал сухой поек и запивал приготовленным Милой чаем (да, чай у Милы получался чертовски вкусным; Хэм думал, что она что-то в него добавляла, но всегда забывал ее об этом спросить).
– Неужели ты не помнишь, что было в последний раз?
Последовала короткая пауза. И дом показался пустым. Хэм даже перестал жевать.
– Что?
«Рассерженная жена» положила свои руки на талию, разведя локти в стороны.
– Не валяй дурака… Ты чуть не умер. Мне пришлось вколоть двойную дозу, что в принципе тоже приравнивается к смерти. – последние слова она произнесла чуть ли не шепотом (по крайней мере Хэм их не услышал).
– Да, Бог меня наверно любит… Чего ты переживаешь? Даже, если что-то со мной и случится… Ты ведь уже не маленькая девочка… Для нашего мира ты уже вполне взрослая, и сможешь обходиться и без меня… Сколько там тебе лет-то… блин… А?
– Сегодня исполнилось шестнадцать. – сухо произнесла Мила, и бросила шприц-пистолет куда-то в сторону (последовал глухой звук; он упал на кресло Хэма). Через мгновение она уже шла к входной двери. Единственное, что она напоследок услышала – это досадный возглас Хэма:
– Черт…
Мила вышла на улицу и встала, уставившись в одну точку. Ей нужно было остаться одной. Но такой возможности не представилось. Хамелеон вышел следом за ней. Какое-то время они просто стояли, смотрели куда-то в пустоту, и молчали. Облака все также безжизненно висели в небе, но, казалось, что они изредка изменяют свою форму. Звезды, глядя на которые можно было бы поразмышлять о Великой Вселенной и другие миры, находящиеся за пределами Млечного пути, как всегда: не сияли; их просто не было.
Две фигуры в полумраке просто стояли и смотрели в пустоту.
Но вскоре Хэм заговорил:
– Извини. Я правда забыл. Обещаю, что это больше не повторится… Ты ведь прекрасно понимаешь, как важно то, что я делаю… мы делаем.
Мила молчала. Ее хрупкую, изящную фигуру едва было видно в полумраке. Черный комбинезон из тонкого материала плотно облегал ее тело, а поверх него было одето непонятное платье – так же черного цвета, за исключением нескольких темно-серых вставок. Это все не стыковалось с массивными полусапожками (что-то подобное можно было наблюдать у военных из параллельного мира; хотя на них обувка смотрелась как-то грубовато), которые в свою очередь плотно облегали ее голени.
– …ты же знаешь, что я не умею говорить… – продолжал Хамелеон, – …так что…
Он прервался, не договорив до конца то, что хотел сказать. Но в этот момент он даже забыл что именно. Нет, он не был потрясен, и уж более того не ошарашен. Но легкое и привычное удивление всегда настигало его в эти моменты. Моменты прозрения, как выражался Хэм.
Мила начала говорить как-то однотонно и еле слышно:
– Уже совсем близко… Они очень голодны… и никогда не боятся… Черный туман приближается… Скоро… уже скоро…
Мила почему-то не договорила. Наверно оборвалась та невидимая связь…
Хамелеон уже давно привык к этому. Но его беспокоило то, что видения у Милы за последнее время участились. Хотя он всегда практически ничего понять не мог, а когда Мила выходила из этого состояния, то ничего не помнила, и не могла объяснить. Но одно было ясно – это был ее второй дар. И, возможно, не последний.
Иногда она находилась в таком состоянии до получаса. Но очень часто видения напоминали просто вспышки – набор обрывочных, и на первый взгляд, не связанных между собой слов.
