Дня через три, когда заметно похолодало, когда мы уже легли спать, где-то за час до полуночи кто-то постучался в дверь. За дверью оказался этот азербайджанец. Он сказал, что ему в этот день пришлось задержаться на работе, чтобы закончить штукатурить где-то какие-то стены, что домой а к ему далеко добираться, что и сил у него не осталось, чтобы пешком добираться до другого села. И он подумал, что ему у нас будет можно переночевать, а утром ему до маслозавода не так далеко будет идти.
Я уже на себе почувствовал все трудности, СВЯЗАННЫЕ с переездом в такую даль, и не смог отказать ему в его просьбе. Мы по-прежнему занимали ту часть дома, в которой пришлось перезимовать, в которой находились все наши вещи. У нас только на полу было свободное место. И на это место мы положили матрас. Этот азербайджанец словно был готов к тому, что ему придётся переночевать на полу. Мы ему дали и одеяло, чтобы ему было чем УКРЫТЬСЯ. Утром он поспешил уйти на работу.
В третий раз он зашёл к нам где-то в час дня. На этот раз ему понадобилась трёхлитровая банка, чтобы налить в неё на маслозаводе белой краски и унести её к себе домой. Я сказать ему, что у нас нет таких банок, что при переезде мы таких банок с собой не привозили. И мне пришлось объяснять ему, что нам сначала нужно было что-то купить в такой банке, что мы НИЧЕГО такого не покупали, потому что у нас нет денег на такие покупки. Тут он стал извиняться за то, что ему пришлось попроситься к нам переночевать. И он назвал какую-то другую причину, которая помешала ему вернуться к себе. Он сказал, что его после того, как он закончил штукатурить, угостили выпивкой, и ему не хотелось появляться перед своей женой в таком виде. Что-то не то было в том, как он себя вёл.
Когда я через пару дней возвращался с работы и подходил к дому, снова увидел его. Направление, в котором он шёл, словно ЗАХВАТИЛО его. Он шёл к нашему дому. Ему как ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно было побывать у нас. В это время и он мог идти с работы. Зачем ему было нужно после работы направляться к нам, а не к себе домой, в обратную сторону? Ему как ОБЯЗАТЕЛЬНО было нужно под разными предлогами заходить к нам через каждые ДВА-три дня. В середине мая, я снова встретил его у нашей ограды. На этот раз он раньше меня дошёл до нашего дома, УСПЕЛ там побывать и вышел на дорогу каким-то незаслуженно обиженным за что-то. Что-то НЕПОНЯТНОЕ было в том, что он мне сказал. Он ушёл. Я пошёл домой. Дома выяснилось, что он на этот раз уже отважился ОТКРЫТО наглеть и ПОКАЗЫВАТЬ себя носителем такой угрозы, которая может кому угодно испортить жизнь.
Они ползком добираются до своих келий; через несколько дней звонит колокол, и браться восклицают: «Он почил с миром», спеша расставить свои сети для другой жертвы.
– И такова монастырская жизнь?
– Да, она такова. Её могут переносить только люди способные ежедневно возобновлять в себе с помощью воображения надежду на бегство, не оставляя её даже на смертном одре; и ещё те, кто подобно мне, уменьшают своё несчастное положение, разделяя его с другими и, подобно пауку, чувствуют облегчение от яда, вдувающего их тело и грозящего разорвать его, вливая каплю его в каждое насекомое, борющееся, страдающее и погибающее в их сетях – вот так, как вы.
Мэтьюрин Ч. Р., «Мельмот Скителец»
Я заметил, что этот азербайджанец не так уж и был одинок в стремлении
