Посвящение Исиды. Том первый. Эта книга о дежавю, о потопе, о посвящении - страница 47



меня самого.

Когда через три года такого упорного труда, снова оказывалось так, что всё нужно было начинать сначала, я уже стал мертветь от ужаса. УПЛОТНЯЯ и ДЕЛАЯ всё короче написанное мной с помощью нужных мне слов, я стал обнаруживать какие-то ПРОПУСКИ. Мой труд пропадал в этих ДЫРАХ. Меня, ОХВАЧЕННОГО отчаянием и сомнениями, только сильнее стало сносить туда, всё ДОЛЖНО было навсегда исчезнуть. Одной ОПОРЫ в самом себе мне становилось мало. Мне НЕОБХОДИМО было обнаружить что-то ещё, что могло бы подтверждать верность этой ОПОРЫ. С кем-то ещё могло происходить что-то подобное, иначе всё могло выглядеть какой-то моей личной ненормальностью.

«Откуда скорбь твоя? Зачем её волна
Взбегает по скале, чернеющей отвесно?»
Бодлер, «Цветы зла» / SEMPER EADEM/

Этот труд превратился для меня как в какое-то наказание. Может, мне нужно было так истощать какое-то наказание? Я уже прекрасно понимал, что в каком состоянии оказался царь Сизиф, который был обречён вкатывать тяжёлый камень на вершину горы, что какой ужас ОХВАТЫВАЛ его, когда камень раз за разом предательским образом срывался и скатывался вниз и своим падением чуть ли не увлекал его самого в какую-то жуткую пропасть. Сизифа никто не мог ОБВИНИТЬ в ОТСУТСТВИИ ума. Мне, в отличие от него, нужно было не только УСПЕТЬ вкатить этот камень на вершину горы, но мне нужно было ещё и УСПЕТЬ бросить его с этой вершины в ту армию, которая выросла из земли, которую Ясон РАНИЛ плугом, когда вспахивал её.

Раза три мне довелось посмотреть фильм «Бесконечная история», в котором под натиском Великой ПУСТОТЫ стала исчезать ЦЕЛАЯ страна. И в этом фильме все усилия главного героя спасти эту страну оказались тщетными. Всё УНИЧТОЖИЛА Великая ПУСТОТА, только одна маленькая песчинка осталась от всего, что было. Исчезло всё. Осталась Принцесса и только одна песчинка на её руке от всей её погибшей в ПУСТОТЕ страны. Что это была за песчинка? Это тот совсем отрезок постоянного выбора между гибелью тут же и чуть позже, который сохранился во мне?

А что это за плод, который запрещено было срывать Адаму и Еве? Не об этом ли отрезке постоянного выбора между гибелью тут же и чуть позже, с которого если сорваться, то всё сразу станет ПУСТЫМ и бессмысленным, сразу исчезнет во мраке бесчестья и беспутья, шла речь?

Собственным сами себя святотатством они погубили:
Съели, безумцы, коров Гелиоса Гиперионида.
ОДИССЕЯ, песнь I, стих 7—8 (перевод В. В. Вересаева)

За какие волосы у себя на голове СХВАТИЛСЯ верной рукой барон Мюнхгаузен, чтобы у него появилась возможность вытащить себя вместе с лошадью из болота, в котором они оказались? Разве не могли быть эти волосы на голове барона отрезками пройденного и пережитого им, о которых он помнил? А в этих волосах не было у него жемчужин уже виденного?

Пройденное в моей ПАМЯТИВПОЛНЕ могло выглядеть ОТДЕЛЬНЫМИ отрезками. Моя жизнь в раннем детстве была совсем не такой, какой была, когда я десять лет УЧИЛСЯ в школе, когда ДВА года служил в армии. Моя жизнь после землетрясения была совсем не такой, какой она стала после того, как мы покинули Армению и перехали жить на Алтае. Один отрезок мог начинаться в одном, а заканчиваться уже в другом отрезке. И по продолжительности эти отрезки прошлого были разными. И то, как мы жили на ПЕРВОМ этаже пятиэтажного дома, и то, как жили затем в маленькой комнатке общежития, и то, как стали жить в палатке, и то, что где приходилось нам работать, и летние каникулы – всё это были отрезки прошлой жизни, всё это было прошлыми жизнями.