Хотя ее сердце так громко билось в ушах, что она почти не слышала криков какаду над головой, Элис велела себе бежать и не останавливаться. Она миновала отцовский сарай и мамин розарий и наконец очутилась на краю двора. Она остановилась там, где кончался их участок и начинались тростниковые поля. Земляная тропка тянулась меж высоких зеленых стеблей, уходя неизвестно куда.
Потом Элис удивлялась, как легко у нее получилось сделать то, что ей всегда запрещали. Хватило одного шага – первого. За ним последовал еще один и еще.
Элис шла так долго и ушла так далеко, что начала гадать, не выйдет ли она в другой стране. Что, если на другом конце тростникового поля окажется Европа и там она сядет на поезд, о котором рассказывала мать, и поедет через заснеженные горы? Но на другом конце поля ее ждало, пожалуй, даже кое-что интереснее: перекресток в центре города.
Она прикрыла глаза рукой от солнца. Сколько здесь было цвета и движения, шума и грохота! Перекресток проезжали машины и фермерские грузовики, гудели клаксоны, загорелые локти фермеров торчали из окон, и, проезжая мимо, водители устало махали друг другу руками. Элис увидела магазин с большой витриной, где лежал свежий хлеб и стояли торты с глазурью. «Пекарня», – догадалась она, вспомнив одну из своих книжек с картинками. Над входом висела занавеска из бусин. На улице под полосатым навесом в беспорядке стояли столы и стулья, а на каждом столе на клетчатой скатерти стояла ваза с одним ярким цветком. У Элис потекли слюнки. Она пожалела, что рядом не было мамы.
По обе стороны от пекарни витрины заманивали фермерских жен соблазнами городской жизни: там продавались новые нарядные платья с узкой талией, шляпы с широкими мягкими полями, сумочки с бахромой и туфельки на изящном маленьком каблучке. Элис пошевелила пальцами ног в сандалиях. Она никогда не видела, чтобы мать одевалась, как манекены в этих витринах. У матери имелся лишь один наряд для поездок в город: платье из синтетики винного цвета с длинными рукавами и светло-коричневые кожаные туфельки на плоской подошве. В остальное же время мама носила свободные хлопчатобумажные платья, которые шила сама, и, как Элис, почти всегда ходила босиком.
Взгляд Элис скользнул к перекрестку: на светофоре ждали молодая женщина и девочка. Женщина вела девочку за руку и несла ее розовый рюкзак. На девочке были черные лаковые туфельки и белые носки с рюшами на щиколотках. Волосы были завязаны в два аккуратных хвостика и перехвачены одинаковыми ленточками. Элис смотрела на нее и не могла отвести взгляд. Когда зажегся зеленый, они перешли дорогу, отодвинули занавеску из бусин и зашли в пекарню. Через некоторое время вышли с густыми молочными коктейлями и большими треугольными кусками торта на тарелках. Сели за столик, который выбрала бы и Элис – на нем стояла жизнерадостная желтая гербера, такая яркая, что глазам было больно, – и стали пить из стаканов и улыбаться друг другу: у обеих на верхней губе красовались молочные усы.
Солнце нещадно палило. От яркого света у Элис заболели глаза. Она уже хотела сдаться, развернуться и побежать обратно к дому, как увидела надпись на резном каменном фасаде стоявшего через дорогу здания.
БИБЛИОТЕКА.
Элис ахнула и бросилась к светофору. Стала жать на кнопку, как делала девочка, и наконец загорелся зеленый, а на перекрестке не осталось машин. Она перебежала дорогу и толкнула тяжелую дверь библиотеки.
