У императора и наставника может быть сотня причин для ведения личной переписки, однако именно в эту минуту внутри зашевелилось колючее ощущение непорядка.
Усилием воли оборвав череду беспокойных мыслей, Юкай рассматривал прикрытое тканью лицо. Только полоска потемневшей от загара кожи, высокая переносица да глаза – но и этого было достаточно, чтобы представить сосредоточенно сжатые в тонкую нитку губы и узкий упрямый подбородок.
Черные глаза быстро пробежались по строчкам, ненадолго задерживаясь на некоторых словах. Длинные ресницы подрагивали; кончики выгорели до светло-коричневого, песочного оттенка.
Чем ниже опускался взгляд Ши Мина, тем сильнее брови сходились над переносицей, а в уголках глаз отчетливее проступали морщины. Казалось, он с большим удовольствием разорвал бы этот лист бумаги на сотни клочков, растер в легкую пыль и пустил по ветру…
Дочитав, наставник одним движением смял послание в ладони и сунул в карман.
Юкай, не желая лишний раз травмировать губы, молча приподнял бровь.
– Это личное, – ровно повторил Ши Мин. Темные глаза прищурились, превращаясь в полумесяцы и выдавая скрытую улыбку.
– Это мой брат, – напомнил Юкай. Во рту растекся привкус крови. – Какое такое личное может быть между вами, что не касалось бы меня?
Ши Мин закатил глаза и резким ударом пяток послал ящера вперед.
– Хватит думать о глупостях, – бросил он, кругом объезжая младшего Дракона.
Юкай прищурился и проводил удаляющегося наставника взглядом. Неужели это письмо настолько личное, что и слова о нем сказать нельзя? Несмотря на внешнее спокойствие, поведение Ши Мина напоминало поспешное отступление.
Иногда Юкаю хотелось бы понимать этого человека немного хуже.
Пусть разговорам они оба предпочитали тишину, однако это не мешало Юкаю подмечать все те мелочи, которые выдавали настроение наставника. Как звериное чутье подсказывает питомцу, когда хозяин не в духе, так и он еще подростком научился видеть все эти неочевидные знаки. Возможно, будь юный наследник династии более открытым и окруженным заботливыми людьми, ему не пришло бы в голову так заострять внимание на Ши Мине, но реальность оказалась жестока.
Во всем мире он зависел только от двух людей, и только эти двое имели значение. Только их власть над собой он признавал, и понимать их казалось единственной по-настоящему стоящей изучения наукой. Однако в силу скрытности Юкая они оба – и брат, и Ши Мин – никогда не узнают о том, что каждое их слово и действие было замечено, истолковано и навсегда сохранено.
Тем временем долгий поход все больше сближал двух непохожих и одинаково одиноких людей.
Пальцы едва заметно подрагивали, а вместе с ними дрожала и плотная бумага. В лучах заходящего солнца письмо казалось розово-золотым.
Конечно, Ши Мин все понимал. Не мог не понимать, что все случится именно так. То, что казалось несложным в юности, к тридцати станет тяжелым испытанием. Полученные раны, походная жизнь, невыносимый груз ответственности – все это точит здоровье, силы уходят по капле. Император рано или поздно перестанет нуждаться в нем и передаст армию в руки младшего брата, как и задумывал с самого начала.
Обучение подходит к концу, и необходимость быть тенью при главнокомандующем скоро исчезнет. Ши Мину пожалуют теплое место при дворе, как жаловали уже десяткам предыдущих полководцев, не успевших запятнать свою честь. Сделают советником по снабжению или внешней политике, наградят ровно в меру – чтобы не ушел обиженным, но и не считал себя особенным.
