— Из Омска, — поправляю механически. — И я ее не бортовал! Я просто…
— Да ладно, мне ты можешь не объяснять. Ну и что с ней?
— Она с моим отцом.
— В смысле?
— Он ее сегодня к нам домой привез и… — мой голос глохнет, потому что я тупо задыхаюсь, впервые представив, что могло бы произойти, если бы меня не оказалось дома, и я не разрушил их планы.
— В смысле, он ее трахает? — даже у вечно невозмутимого Громова, который к любой ситуации относится с юмором, глаза ползут на лоб.
— Наверное. Я не знаю, — нервным жестом запускаю ладонь в волосы. — Говорит, она у него работает.
— Ну, может, правда работает?
— Блять, Гром, ну да, а я — твоя горничная.
— Слушай, ну рано или поздно это должно было произойти, — сочувственно произносит Арс. — У тебя отец в отличной форме. Ему сколько, тридцать восемь? А выглядит еще моложе. Ты же понимаешь, он мужик и…
— Он может трахать кого угодно! — выпаливаю я на выдохе. — Но не в нашем доме. И не ее!
— С домом тебя понимаю. А почему не ее? — Арс проницательно щурит глаза. — Она тебе еще нравится?
Нравится? Какое пресное слово, чтобы описать то, что я испытываю к этой стерве. Совершенно неподходящее.
— Просто ей не место рядом с отцом!
— Почему?
С яростью смотрю на Громова. Что за бесячие вопросы у него сегодня? Нарочно, что ли, пытается меня вывести? Она не может быть с отцом. Точка. Кто угодно, но не она.
— Потому что, блять!
— Просвети меня. Я не понимаю, — он демонстративно разводит руки. — С тем, что твой отец уже может выйти из траура ты согласен. Почему не с ней?
— Потому что я ее трахал!
— Не хочешь, чтобы после тебя ее трахал твой отец?
— Арс! Ты решил мне весь мозг этой темой засрать?
— Ты сам пришел! — напоминает друг насмешливо и ржет, когда я показываю ему средний палец, прежде чем стремительно выйти из зала.
В квартире Арса я ориентируюсь едва ли не лучше, чем в своем доме. Не сосчитать, сколько раз мы с ним здесь зависали в последние годы. Поэтому, оказавшись в кухне, я спокойно достаю бутылку воды из его холодильника, лед из морозилки и мешаю себе «коктейль». Сушняк все еще дерет горло, а в груди нещадно пылает. Никак не затушить ни то, ни другое.
— Так какой у тебя план? — не унимается Гром, следом за мной заваливаясь в кухню.
— План? — спрашиваю недоуменно.
— С Соней твоей.
— Она не моя.
— С Соней твоего отца, — Арс даже не старается сдержать усмешку.
— Она не его! — рычу я, с грохотом роняя стакан на столешницу, так что из него едва не выпрыгивают кубики льда.
— Лады, — соглашается он. — С Соней, которая ничья.
— Блять, Гром, умеешь же ты доебаться.
— Просто я тебя таким никогда не видел, — вдруг говорит он серьезно. — Не хочу, чтобы тебе было больно.
Больно? К сожалению, это слово тоже даже отдаленно не подходит к описанию того, как себя чувствую я. Мне не больно. Этот пиздец — не боль. Это агония. И если я не найду выход — мне путь прямиком в ад. А значит, Громов прав — мне нужен план.
4. Глава 4
Соня
Я чувствую себя разбитой. Не рассеянной, как назвал меня Владимир, пока мы были на объекте, а именно разбитой. Ощущение, что мое и без того перекроенное швами сердце разбилось на куски и невыносимо кровоточит. Больно, аж зубы сводит — так сильно их сжимаю. Сколько времени прошло, а агония все продолжается. Наверное, никогда и не утихнет. Все это такая чушь про «время лечит». Разве что размывает воспоминания. И когда забываешь точные формулировки слов, вспоровших душу, чуть-чуть отпускает. Самую малость.
