Джо посмотрел на Сэмми, воздев брови. Большие деньжищи.
– И все? – спросил тот, хотя рассчитывал максимум на сотню.
– Остальные персонажи, второго ряда – восемьдесят пять долларов за всех, – продолжал Анапол. Увидев, что у Сэмми слегка вытянулось лицо, он прибавил: – Думали сначала по двадцатке за каждого, но Джек считает, что Мистер Радио стоит чуть больше.
– Это только за права, пацан, – сказал Ашкенази. – Кроме того, мы нанимаем вас обоих: Сэмми – семьдесят пять долларов в неделю, Джо – шесть долларов за полосу. Джордж хочет тебя в помощники, Сэм. Говорит, у тебя богатый потенциал.
– Разбираешься в хламе, – пояснил Дизи.
– Плюс мы платим Джо двадцать долларов за каждую обложку. А всем вашим друзьям-приятелям по пять долларов за страницу.
– Хотя, конечно, для начала я должен с ними познакомиться, – сказал Дизи.
– Этого мало, – сказал Сэмми. – Я им пообещал восемь за страницу.
– Восемь долларов! – сказал Ашкенази. – Да я и Джону Стейнбеку восемь не заплачу.
– Мы заплатим пять, – мягко сказал Анапол. – И мы хотим новую обложку.
– Вот как, – сказал Сэмми. – Ясно.
– Эта драка с Гитлером, Сэмми, – нас от нее оторопь берет.
– Что? Это что такое?
На дискуссии о деньгах Джо слегка отвлекся – он услышал сто пятьдесят долларов, шесть долларов за полосу, двадцать за обложку. Цифры ужасно ему понравились. Но сейчас ему померещилось, будто Шелдон Анапол заявил, что не возьмет обложку, где крошат челюсть Гитлеру. Ни один рисунок не приносил Джо такого наслаждения. Композиция естественна, и проста, и современна; две фигуры, круглый помост, сине-белая кокарда небес. Фигуры весомы и плотны; укороченное в перспективе летящее тело Гитлера – смело, слегка чудно́ и все же убедительно. Складки одежды – в самый раз; униформа Эскаписта – взаправдашняя униформа, джерси, местами смятое, но обтягивающее, а не просто синим выкрашенная кожа. Но главное, из этого жестокого избиения Джо черпал удовольствие – мощное, непреходящее и странно искупительное. В прошедшие дни он порой утешал себя мыслью о том, как этот комикс в один прекрасный день доберется до Берлина и ляжет на стол самому Гитлеру и тот посмотрит на рисунок, в который Джо вложил всю свою запертую ярость, и потрет подбородок, и языком пощупает, все ли зубы на месте.
– Мы не воюем с Германией. – Ашкенази погрозил Сэмми пальцем. – Если не воюешь, издеваться над королями, президентами и всякими такими людьми незаконно. Нас могут засудить.
– Я предлагаю оставить Германию, но поменять ей имя и не называть их немцами. И нацистами, – сказал Дизи. – Но для обложки надо придумать другой образ. Если нет, я могу заказать Пикерингу, или Клемму, или еще кому из моих постоянных обложечников.
Сэмми покосился на Джо – тот стоял, глядя в пол, слегка кивая: мол, надо было догадаться, что так все и выйдет. Но когда Джо поднял голову, лицо его было невозмутимо, а голос ровен и спокоен.
– Мне нравится обложка, – сказал он.
– Джо, – сказал Сэмми, – подумай головой минутку. Мы сочиним что-нибудь другое. И получится не хуже. Для тебя это важно, я знаю. И для меня важно. Я считаю, и для джентльменов должно быть важно, и мне, честно говоря, за них сейчас немного стыдно, – тут он злобно зыркнул на Анапола, – но ты минутку подумай. Я только об этом прошу.
– Мне не надо так делать, Сэм. Я не согласен другую обложку, что бы ни было.
Сэмми кивнул и повернулся к Шелдону Анаполу. Очень крепко зажмурился, будто прыгая в бурлящую льдом стремнину. Его вера в себя пошатнулась. Он не понимал, как правильнее поступить, о чьем благополучии печься. Если они из-за обложки хлопнут дверью, это поможет Джо? А если пойдут на компромисс и останутся – навредит? А Кавалерам в Праге – поможет? Сэмми открыл глаза и посмотрел на Анапола в упор.
