И ещё, после стольких грёз о чае, сегодня утром в столовой я был уничтожен бурдой из эмалированной кастрюли. Да, эта жижа была гораздо вкуснее любого напитка в серых зонах, но зваться могла как угодно, кроме гордого "чай"! Надеюсь, в городе найдётся что-то удобоваримое!
Даже слюнки потекли, право!
Машина выехала за высокие кованые ворота, которые медленно закрылись за нами, оставляя огороженный стеной приют. Кирпичная кладка почти полностью была покрыта плющом и девичьим виноградом. Угрюмые корпуса с зарешеченными окнами уменьшались в зеркале заднего вида.
– Я всегда знала, Артемьев, что ты пойдёшь дальше других, – прервала молчание девушка. – Было в тебе что-то такое. Но теперь… Теперь я вижу что-то ещё… Что-то большее.
Она бросила на меня заинтересованный взгляд. Да, Елизавета Андреевна. У каждого одарённого есть "что-то большее". Харизма называется. Будь ты хоть трижды урод, а если в тебе кровь одарённого то простолюдину покажешься симпатичным. Этим, надо отметить, многие пользуются. Мои гормоны прямо таки молили, чтобы и я воспользовался. Но кто царь в этом теле: я или они?
Вроде я.
– Надо же. Одарённый, – она покачала головой. – Перед тобой могут открыться разные двери, Артемьев.
– Можете называть меня Илья? – попросил я.
– Хорошо, Илья.
– Или Илюша?
Пауза. Интонация чуть изменилась. Появились нотки напряжения.
– Нет, Илья.
– Я должен был попытаться, – улыбнулся я. – Простите, Елизавета Андреевна. Это выше меня.
Она чуть нахмурилась, но промолчала. Мы проехали аллею и вывернули на дорогу к шоссе, как вдруг ветровое стекло треснуло, а мне в лоб ударила пуля, разбившись о наложенный защитный барьер. Голова дёрнулась назад, ударилась об опорную подушку, и я нырнул под защиту торпеды, перехватывая руль у Елизаветы одной рукой и утягивая её на себя второй, чтобы девочку не подстрелили. Вряд ли она плетёт себе охранную ауру утром, как я, сразу после пробуждения, верно?
– Тормози! – спокойно, но чётко сказал я ей. Девушка, в первый момент окаменевшая от шока, послушно вдавила педаль в пол.
Машину резко развернуло, осыпалось осколками ещё одно окно. Пуля хрустнула, пробив металл автомобиля. Да всё уже, стрелок, всё. Ты всех убил, успокойся. Я нащупал пальцами замок двери, открыл его и распахнул водительскую дверь:
– В канаву быстро, – подтолкнул учительницу.
Девушка явно потерялась, но команду выполнила. Я вывернулся из салона ужом, и уже вскоре мы сидели под прикрытием зарослей. Елизавета старательно пыталась закрыть бёдра короткой юбкой. Нашла о чём думать.
– Илья… Что это… Как это. Ты… Вы… Боже мой, я не знаю что делать.
Я прижал палец к губам, призывая молчать и она будто бы обрадовалась просьбе. Умница. Так, откуда стреляли догадаться несложно. Дорога шла к круговому перекрёстку, окружённому кольцом дубов. Метров триста-четыреста.
– Елизавета, прошу, послушайте меня, – я коснулся её щеки, привлекая внимание. Девушка торопливо закивала. – У вас есть телефон?
Ещё один кивок. Хорошо, теперь ей есть за что цепляться и это удержит от паники.
– Вызывайте полицию. И пожалуйста, возвращайтесь в приют. Вот так вот, по канаве. На дорогу не выходите.
– Артемьев… Илья… А ты?
– Всё будет хорошо, просто сделайте как я прошу, ладно? – она непонимающе нахмурилась.
– Илья, а ты?
– У меня неотложное дело, – сказал я. – Надо поговорить кое с кем, обкашлять ситуацию.
– Что сделать?! Илья. Я твой преподаватель и я не оставлю… – так, она, видимо, приходит в себя. Это и хорошо и раздражает одновременно.
