Теперь я платила той же монетой — яростно целуя в ответ, а под конец еще и укусила за губу. Моя боль была сильнее, а обида никуда и не думала уходить. Матвей нанес мне слишком болезненный удар, пошатнул мою веру в него, в наш брак.
Я больше не доверяла ему и никакие его слова не помогали вернуть утраченное чувство.
– Ты идешь? – в кухню заглянул Митя и мои щеки покраснели.
– Да.
Матвей нехотя отпустил меня, пальцем прижав место укуса, он усмехнулся и поспешил к брату.
Вскоре хлопнула входная дверь, а я сползла на пол, оперевшись на батарею.
Уронив лицо в ладони, я не могла собраться с мыслями. Что творится в моей жизни? Со мной?
Мне нужно просто с кем-то поговорить. Не об этом все, а просто о ерунде какой-то. Я вызвала Верочку, но вызов приняла не она, а какой-то мужчина.
– Олег?
– Да, это я.
– Это Катя, а можешь Веру позвать?
– Прости, нет.
Под ложечкой засосало и я дрожащим голосом спросила:
– Почему?
– Она сейчас спит.
Отчего-то я не поверила мужчине. Как-то неубедительно он говорил и в голосе слышалось напряжение.
– Что происходит? Я сейчас приеду.
– Нет! – отрезал он, а затем более спокойно ответил: – Вера правда спит, ей сделали укол и до утра она не проснется.
– Укол?
– Мы сегодня с Машей пошли на каток и Веру кто-то толкнул, она упала и сильно ударилась головой. Врачи наблюдают за ней сейчас. Я с ней, в палате. Приезжай завтра, если хочешь.
– Как она?
– Сотрясение и … потеря памяти. Врачи не знают, когда она все вспомнит. Может быть уже завтра, а может быть через год.
– Что все? Она не узнала тебя, дочь? Не помнит себя? – я едва сдерживала панику.
– Почти. Последнему ее воспоминанию больше шести лет.
– О мой бог, – прошептала я пересохшими губами. – Я позвоню тебе завтра, узнаю, как Вера себя чувствует. Хорошо?
Мы с Олегом не были хорошими приятелями. Так виделись время от времени: на праздниках, в школе, пару раз даже парами выбирались в театр. Просто знакомые, но до откровений Веры я симпатизировала мужчине и он тоже не морщил нос от меня.
– Хорошо. – согласился Олег и отключил вызов.
Я медленно поднялась, подошла к столу, взяла кружку с чаем, сделал один глоток и вылила все содержимое в раковину.
Холодный чай не согревал.
Матвей
– Говорю же вам русским языком. Нету у меня такой в списке! Значит, не проживает здеся.
Вахтерша хмурила свои криво-нарисованные брови и недовольно осматривала нас. На ее лице было крупными буквами написан вопрос “Вы бандюганы или менты?”. Причем любой из двух предложенных вариантов одинаково посылался этой колоритной дамочкой далеко-далеко за синие дали, где не ездят поезда и не ходят верблюды.
Пришлось мне показать свой пропускной.
– Преподаватель значит. И что на соплячек потянуло?
Я выровнял дыхание и, оставив вопрос без ответа, попробовал достучаться до женщины еще раз:
– Мы знаем, что в списках ее быть не должно, но могла же она в гости прийти и остаться? Посмотрите еще раз фото.
Я показал экран телефона. На снимки Аня держала Ваню и счастливо улыбалась.
– Анна Верещагина. – еще раз повторил имя беглянки.
– Да хоть Каренина! Нет ее тута!
Это был тупик. Как назло за все время, которое мы находимся здесь, мимо никто не прошел. Хоть бы какая-нибудь студентка!
– Тута, здеся! – вспылил Митя. – Вы понимаете, что это не праздное любопытство?! Ее сын грудной ждет. Можно проявить человечность и помочь?
Вахтерша вздохнула, а затем ударив ладонью по столу, встала:
