– От апельсинки не отказался бы.
Людмила не сразу поняла, при чём здесь апельсины. Но проследив за его взглядом, устремлённым на яркую коробку из-под апельсинов, поняла ход его мыслей. Она приоткрыла створку:
– Ладно, заходи, защитничек. Присядь вон туда и смотри у меня – сиди тихо!
Чернышев присел куда указали – слева от универмаговских дверей посреди горы бумажных коробок, расставленных на поддоны. Людмила исчезла за дверью. Чернышев думал, её долго не будет, но она обернулась очень быстро. Протянула ему два больших апельсина, понимающе усмехнулась и протянула пластиковый стаканчик. Благодарность и смущение отразились в его взгляде. Он достал бутылку, подставил стакан, но отчего-то помедлил. Людмила смотрела прямо на него, смотрела как-то с грустью, осуждающе что ли. Тут её окликнул зычный голос.
– Вера Михайловна, старшая по смене – испуганно вытаращив глаза, тихо просипела Людмила и метнулась на зов. Чернышев не терял время даром: быстро плесканул почти полстакана, быстро выпил.
Капустный хруст упредил появление Брыкиной. Она вернулась хмурая, расстроенная чем- то:
– Ладно, защитничек, тебе пора. И не бросай шкурки, Тебе тут не мусорка!
– Извините, а как вас зовут? – спросил Чернышев, глядя на неё сверкающими не то от искрящегося снега, не то от выпитого синими глазами и смущённо улыбался.
– Иди уж! Кавалер! – без злобы отмахнулась от него Людмила. Отмахнулась так, как отмахиваются от назойливой собаки, случайно и непонятно отчего прибившейся к незнакомому человеку….
3.
За спиной она явственно услышала приглушённый кашель и обернулась. Прошло три дня, она уж про него и забыла.
– Здравствуйте! – почему-то этот, в общем-то, немаленький мужчина постоянно смущался. Такой вид, будто что-то украл или обидел кого.
– А, здравствуй! – не очень миролюбиво проговорила она, присматриваясь к нему – её удивила перемена, произошедшая с ним за несколько суток. Тёмно – зелёный пуховик не выглядел столь безобразно, как в прошлый раз; вместо потрёпанных тёмных брюк, болтавшихся на нём тряпкой, он был одет в тёмно-синие джинсы, и борода, главное борода, она приобрела ухоженный вид, и стала не то, что меньше, а какой-то аккуратной, и немного даже привлекательной. Синие глаза случайного знакомого, глуша смущение, светились приветливым настроением. Он стеснительно улыбнулся.
– Ты чего такой улыбчивый с утра? Никак опохмелился уже? – и, поняв, что угадала, укоризненно покачала головой – Учти, на сей раз апельсин нема, закончились.
– Да я не за этим заглянул. Тогда-то отблагодарить не успел, растерялся как-то. Да ещё выдул в гордом одиночестве треклятую – повинным голосом молвил он, продолжая смотреть всё так же прямо и приветливо.
– Ты что? Во мне собутыльницу увидел? – она возмущённо фыркнула, вышло у неё это как-то чересчур демонстративно. И сама, досадуя на себя, чувствуя, что не к месту и понапрасну злиться на постороннего человека, отворачиваясь, добавила: «Ступай своей дорогой, не маячь, как репейник»
– Репейник цветёт только летом, а по осени выгорает – спокойно возразил он и добавил – А вы так и не представились. Впрочем, прошу извинить меня за назойливость, я узнал, как вас зовут – Людмила!
Она не без удивления уставилась на него: «А ещё что узнал?»
– Больше ничего. Я только именем интересовался. Не могу же я к вам обращаться без имени. Это верх неприличия для мужчины.
