– Учитель… Разве это не значит, что и к вам нашли подход, использовали и оставили… Хм… Довольным.
– Конечно нет. Она же сама мне все рассказала. Она описала мне свое положение. Мы искренне поговорили, и я нашел, что не могу не помочь столь отважной девушке… Н-да.
Мацуда остановился, задумавшись. Я терпеливо ждал.
Внезапно Мацуда развернулся и широко зашагал обратно, туда, где мы оставили носилки. Я поспешил следом.
Нужно ли говорить, что мы не нашли носилки на прежнем месте? Даже следов.
– Это же здесь было? – Мацуда возбужденно оглядывался. – Да, здесь, хорошо помню. А куда она делась? Мимо нас никто не проходил! Значит, она окрутила кого-то, кто шел из города? Хитрая лиса! Давай поддадим, мы их нагоним!
Мы никого не нагнали. Ночь глубока и холодна, мы были одни на пустой дороге.
Наконец Мацуда сдался и мы побрели обратно. Вернулись домой мы глубокой ночью.
– Послушай, – задумчиво произнес Мацуда. – Давай договоримся. О сегодняшнем деле никому ни слова.
– Конечно, учитель.
– Никому. Ты понял?
– Да. Я понял.
– Вот и ладно.
Я не знаю, рассказал ли Мацуда что-то моему деду, но дикие слухи еще долго бродили по окрестностям. Ряды таскающих чудесные носилки на себе множились и исчислялись уже, наверное, сотнями. Расстояние, пройденное под носилками, удлинилось, время тоже, счет шел на сотни ри много дней и ночей, уже болтали о каких-то огненных шарах и прочей такой дичи, о чем и вспоминать не хочу. С Мацуда мы об этом больше не говорили. Стыдно было…
Сильнее этого случая меня впечатлила, наверное, только история о ложных лисьих огнях.
Это была печальная глубокая осень, особенно угрюмая в этих горных местах. Но я тогда этого не знал, что здесь особенно печально, и был всем доволен.
Холодный ветер нес сырые листья кленов, и на пустых, очищенных от урожая суходольных полях замерцали лисьи огни.
– Что-то рано они в этом году, – нахмурившись, проговорила мать, стоя в вечерней полутьме у ограды двора. – Не к добру это. Голод будет.
Встав рядом, я следил, как призрачные огни плывут в темноте, и понял, что желание выяснить, что это там, невыносимо. Ведь еще и долг диктует мне следить за такими неурочными странностями, не беда ли к нам подкрадывается?
– Простите, матушка, – поклонился я, – но мне нужно идти. По делу.
– Опять по делу, – вздохнула мать. – Куда же это ты пойдешь? Ночь уже. Совсем тебя дед загонял… Иди уж и возвращайся пораньше.
Мацуда я нашел в обычном месте в маленьком храме в бамбуковой роще, и идею мою он встретил без воодушевления.
– Дались тебе эти огни, – буркнул он. – Они тут каждый год появляются. Лисы богини Инари собрались на сходку, дело обычное.
– Мать говорит, рано они, голод может быть.
– Мы теперь каждую неурочную примету проверять будем? – сварливо отозвался Мацуда. После истории с носилками он был постоянно не в духе, во всем сомневался и ничем не был доволен. Похоже, она изрядно уязвила его самолюбие.
Хмуро он покосился на меня:
– Твой дед говорил тебе об этом?
– Нет, учитель.
– Ну и предоставь событиям идти своим чередом.
– Как скажете, учитель…
Мацуда, остро прищурившись одним глазом, словно лучник, покосился на меня:
– Да неужели? Я смотрю, в тебе прорезалась наконец фамильная дерзость. Глазки-то потупил, послушный сын и внук, а сам задумал, небось, чего? Ты глаза-то от меня не прячь, я эту вашу манеру давно изучил, меня так не проведешь, я тут с вами давно живу.
