Повесть об Анне - страница 18

– Почти каждый день. Постель меняю, прибираю, за волосами на расческе слежу.

– Это понятно. Ты мне скажи, у нее среди вещей есть белье синего цвета?

– Что?

– У нее есть синее белье? Или как его… Голубое?

– Эм… – запнулась медсестра.

– Хе-хе, не подумай ничего, – засмеялся профессор, – мне Паша наш, с постконтузионным, только что поведал, мол, Анна ему телепатическим способом сообщила, что на ней было голубое белье.

– Ясно, – произнесла Светлана, – телепатическим значит… Ну, в общем, у нее я видела один синий комплект. Когда она у нас только поселилась, привезла его с собой. Из дома. Это часть ее личных вещей.

– Не знаешь случайно, а каким образом Паша может знать это?

– Не знаю. А как насчет самого простого варианта? Может она ему просто об этом сказала? Или показала? Хотя… Мне показалось, что у них довольно сдержанное общение.

– Ясно. Ну, в общем, сообщаю тебе: Паша знает какого цвета белье у Анны. Может он конечно себе нафантазировал, но я что-то не сомневался, когда тебя спросил, что цвет совпадет. Хотя может он и угадал. В любом случае решение нашего Станислава Сергеевича о том, что нужно незначительно ослабить общение пациентов с Анной, я поддерживаю.

– Хорошо. Я вчера еще проинструктировала санитаров.

– Отлично.

Профессор Охрименко положил трубку и внезапно дверь в его кабинет распахнулась. Вернулся Паша и с обеспокоенностью и тревогой на лице сел опять на стул. Профессор, не скрывая удивления, так и замер, не убирая руку с телефонной трубки.

– Ну что? – произнес Паша.

Профессор поправил очки и уставился сердито на парня.

– Проверили тесты? – тихо спросил Паша.

– Паша, ты только что был здесь! Ты ушел, теперь вернулся. Какие тесты? Тебя не было минуту.

– Да, простите. Просто я… Думал, что вы уже…

В дверь кабинета тихо постучали и зашел Леонид. Спрятав в карман свой корпус от шариковой ручки, вежливо улыбнувшись, он робко наклонил голову и произнес:

– Добрый день, профессор.

– Добрый, – кивнул Охрименко, – Паша, тесты я еще не проверил. Результаты скажу не сегодня, даже не завтра.

Паша встал из-за стола и направился к выходу, Леонид прижался к дверному проему, пропуская его. При этом пожилой пациент настолько надменно на него взглянул, что парень помрачнел. Высокомерие Леонида не ускользнуло от глаз профессора, но он не подал виду, что ему это не нравится. Паша, столкнувшись с презрением Леонида, стал еще суетливее. С трясущимися руками, быстрыми шагами, споткнувшись, по крайней мере, дважды, парень покинул кабинет.

Леонид сел перед профессором и его лицо снова стало застенчиво-робким, а поведение и манера разговора едва не раболепной. Охрименко диву давался: диагноз молодого Паши был в разы легче, нежели у Леонида. Парень заработал свою навязчивую тревожность и постконтузию из-за травмы головы, перенес операцию и был на пути к излечению. Леонид же страдал более тяжелым недугом – его вялотекущая шизофрения, в отличие от болезни Паши, родилась у него внутри и активно развивалась в различных направлениях его сознания на протяжении долгих лет. И если для излечения Паши следовало применять отработанный психиатрами план действий, то для работы с Леонидом нужны были ухищрения, уловки и множество непроверенных методик, которые с большой вероятностью могли провалиться в один прекрасный день. И при всем при этом Леонид доминировал над Пашей, пользовался своим совершенно непонятным авторитетом, подавлял его. Паша преклонял голову и переживал, из-за чего и тормозил свое выздоровление. Законы, по которым строились связи между пациентами в этом, их собственном, маленьком обществе казались профессору Охрименко такими же нелепо жестокими, как и в обществе здоровых людей, живущих по ту сторону стен клиники. Основы этих законов строились не на очевидных достоинствах каждого человека, а на каких-то сомнительных качествах – наглости, горделивой, ничем не обоснованной безнравственности, желаниях главенствовать, пусть даже главенствовать на этих двух квадратных метрах больничного линолеума. И именно те, кто этими качествами был наделен сполна, те умудрялись иллюзорно подминать под себя других.