Глупым, безмерно глупым можно было считать такое подчинение, если бы как раз не добровольное склонение более слабодушных голов, которые и делают эту вымышленную власть реальной. «И вот даже сейчас, – думал профессор, – Леонид старается быть вежливым со мной и заглядывает мне в глаза, но лишь потому, что убежден – окончательная власть у меня в руках». Те, кто любят кого-то преклонять, заставляют и себя преклоняться. Профессор Охрименко словил себя на мысли, что зашел в думах слишком далеко. Про себя он улыбнулся, представив себе, как его самого определяют в палату за созданную им теорию современного общества, основанную на наблюдениях за сумасшедшими.
– Как у вас дела? – улыбнулся профессор.
– Превосходно! – уверенно и сдержанно ответил Леонид, деловито улыбнувшись.
– Ух, – задрав подбородок, произнес профессор, – вот это я понимаю уверенность и настрой!
– Да!
– Я с вами вот о чем хотел поговорить…
– О чем же?
– О ваших воспоминаниях.
– Ой, ой, – прищурился Леонид, ностальгически покачав головой и усмехнувшись, – не так богат был испанский король, как богато мое прошлое…
– Испанский король? – изумился профессор.
– Ну да, – небрежно махнул рукой Леонид, – высказывание такое…
– Ну, это я понял, – нахмурился профессор.
– Сравнение такое.
– Иллюстрация, – кивнул Охрименко.
– Верно.
– И все же, – сложив руки перед собой и перебирая пальцами, сказал профессор, – какой такой испанский король?
– В смысле?
– Какого короля вы имели в виду?
– Короля Испании. Да неважно. Это я так… – замешкался Леонид.
– Погодите, – заботливо улыбнулся профессор, – об этом отчасти я поговорить и хотел. Я вот серьезно пребываю в сомнениях, думал их как раз развеять в обществе такого специалиста как вы…
Леонид немного смутился, но внимательно слушал. Профессор продолжал:
– Испанский король. В раннем Средневековье. Кастильский король. Вот пишут в летописях, что он был мудр и умен, хитер и проворен. Но читаю и понимаю, что он вроде как откровенно глупо вступил в битву, объявив войну. Этим… Ну как их?.. Напомните, Леонид?
Леонид сидел молча, правая его рука застыла в невнятном жесте, а левая осталась лежать на колене. Он отупевшим, невыразительным лицом смотрел на профессора и молчал.
– Ну? – ожидая ответ, произнес профессор, слегка опустив очки, дабы лучше видеть своего собеседника.
– Ну… – медленно включался Леонид.
– Итак, – хлопнув ладонью по столу, сказал Охрименко, приподняв брови. – Историк вы ни-ка-кой.
– Минуточку!
– Да хоть целых десять! Вы не историк, Леонид. Мы с вами это уже один раз признали, но вы снова…
– Стоп, – скрутив свои руки и сжавшись от глубокой обиды, простонал Леонид, – я не утверждал, что я историк!
– Ну как же… Вы именно это и утверждаете уже несколько лет.
– Я физик вообще-то! – крикнул решительным тоном Леонид, после чего его выражение лица и взгляд изменились настолько, что казалось, будто перед профессором сидит совершенно иной человек.
– Замечательно, – вздохнул профессор, – это вы нам тоже рассказываете, в то время как не желаете быть историком.
– Хех, – ухмыльнулся лукаво Леонид, – ну уж нет. Тут вы меня не проведете! Здесь я вам отвечу на любой ваш вопрос! Только глядите, как бы я не ответил слишком сложно, это порой мне свойственно… Как профессионалу, разумеется.
– Не буду томить вас. При падении тела с балкона его потенциальная энергия превращается в… Какую?
– Ну, – задумался Леонид, – электромагнетизм, знаете, предполагает… Хочу сказать лишь, что в интегральных кривых конечно… Здесь, по крайней мере… Ладно, уж, не буду тянуть кота за хвост… Три! Три целочисленных решения!
