Повесть Января - страница 13

Я слушал Высоцкого ежедневно, разучивал тексты, набренькивал их на гитаре. Искал редкие записи.

Владимир Высоцкий стал моим подростковым кумиром. Я знал наизусть сотни песен и вариаций текстов…

На вырученные от кассет деньги я уже мог долететь до Москвы.

А через день отец вызвал меня в кабинет и пообещал помогать материально во время учебы. Честное слово, не ожидал! Ответил «большое спасибо», уволился с работы, простился с дядей Мишей, с другими людьми, кого знал, обещал писать, звонить, не забывать и погрузился в состояние тревожно-радостного ожидания.

Но…

В понедельник случилось невероятное. С самого утра крутили «Лебединое озеро». Но странность не в этом, так уже было трижды на моей памяти: что телевизор не по программе показывал грустный балет… И значило это лишь то, что умер очередной Генеральный. Когда же балет оборвали и появился взволнованный диктор, мне стало ясно, что произошло небывалое. Я позвонил Серафиму в Москву, и друг мне сказал, что по улице едут танки, а по радио говорят о перевороте. До вечера нам крутили симфонические концерты. Часов, наверное, в восемь на экране появился стол президиума. За ним сидело человек пять-шесть высоких начальников. Я никого из них не узнал. Им задавали вопросы из зала, и по тому, как они отвечали, чувствовалась их растерянность и даже страх. Они назывались Чрезвычайным Комитетом – коротко ЧК. Как?! Снова ЧК?! Опять революция?! В новостях показывали Москву – колонны танков и людей, строящих баррикады. Кто-то кричал: «Даешь политическую забастовку!», расшвыривая листовки. Заговор! Путч! Переворот! – эти пугающие слова повторялись и повторялись. И в противовес им – Свобода! Демократия! Народ! То было в Москве. Рабочие же из других городов поддерживали «Чрезвычайный Комитет». Говорили, что давно уже пора навести порядок, что слабая власть ведет к развалу Союза и что этого никак нельзя допустить. На следующий день я два часа простоял в очереди, чтобы сдать билеты на самолет… и вернулся опять к телевизору. Час от часу становилось страшней. А днем позже погибли три человека, и путч быстро сдулся.

Я позвонил в школу мультипликации, получил заверение, что все планы остались в силе, возблагодарил за это судьбу, отстоял еще одну очередь в кассу и «сел на чемоданы» опять.

На вокзал мы приехали в пятницу, часов в одиннадцать, почти уже ночью. По привычке я пошёл к расписанию. «Какой номер поезда?» – спросил я Лису. «Здесь ты его не найдёшь». Она провела меня к выходу. У дверей сидел нищий. Лиса взяла у меня монету и бросила ему. «Храни тебя бог!» – ответил тот, сверкнув золотым зубом. «Экспресс по расписанию?». «Всё по расписанию, – прокашлял дед. – На экспресс посадки нет. Ждите маневровый!» «Я знаю», – ответила Лиса.

– Ты его знаешь? – спросил я.

– Это диспетчер, – отозвалась она, оглядывая перрон. – Голова будет там, пошли!

По изогнутому перрону, огибая сумки и чемоданы, мы прошли всю платформу до края.

– А ты ничего не напутала? Судя по расписанию, отсюда мы сможем отправиться только в Сибирь; во всяком случае – следующим поездом. А там, знаешь ли, холодно!

– Не переживай, я согрею, – сказала она, улыбнувшись.

Я замолчал, но скоро снова спросил:

– А все-таки, куда мы поедем?

– Название ничего не скажет тебе. Главное – доверяешь ли ты мне?

– Да. Доверяю конечно. Но все-таки… интересно. Что там будет – это город, или деревня, или чистое поле?