Повесть Января - страница 14

– Я там давно не была, поэтому трудно сказать, что там будет сейчас. Доедем – увидим.

– Что значит «трудно сказать»? Вот стоит город, вот мы уедем с тобой, потом через месяц вернемся – город останется же?

– Не знаю, – сказал она задумчиво.

– Ты шутишь, наверное.

– Нет. Я пытаюсь сказать, что нет ничего постоянного. Всё изменяется. И скорость этих изменений космическая. Ты этого не замечаешь, но все равно это так. Ты никогда не бываешь дважды в одном и том же месте и сам не можешь быть таким же, каким был мгновение назад. И это справедливо для всего, что ни возьми.

– Ого, как лихо ты завернула! Похлеще, чем моя учительница физики!

Я почесал затылок, надеясь, что почесывание расшевелит мои мысли. И мысль пошла:

– Но изменения эти микроскопические. А жизнь моя пролетает так быстро, что я их просто не замечаю. А значит, их словно бы и нет для меня, субъективно.

– Не так уж и быстро она пролетает. Но изменения плавные. Скачок заметен нам сразу – вот стоит здание, а вот оно развалилось. А плавное изменение незаметно. Надо уехать на долгое время и снова вернуться – тогда ты всё сразу увидишь и сам всё поймешь…

– Да, я увижу! Новое здание увижу и пойму, что его построили. Извини, ты меня снова смешишь.

– Не надо извиняться, лучше подумай: ты изменишься, и люди знакомые изменятся, и город изменится тоже – нельзя дважды приехать в один и тот же город, нельзя дважды поговорить с одним и тем же человеком. Ты летишь сквозь вселенную, никогда не возвращаясь туда, где был.

Ты уезжал когда-нибудь из дома надолго?

– В армию на два года.

– Вот и вспомни свои впечатления, когда ты вернулся.

В голове у меня больно скрипнуло:

Когда я пришёл из армии, всё оказалось не так, как было. Мои родители оказались в разводе. У матери стало на одну подругу меньше. Отец жил с ней в другом доме и у них был ребёнок – новорожденная девочка. Мама всё время плакала, а братишка восемнадцати лет (раньше ему было меньше) сказал: «Братан, пойдём завтра к отцу – морду бить!»

Тому братишке, которого я знал, подобное и в голову не могло прийти. Что это, как не доказательство – это были не те уже люди, и не тот уже город.

Я умолк, закурил и услышал далекие странные звуки. Они повторялись сериями ударов и пауз – два гулких удара и длинный шипящий звук открывающихся автобусных дверей. Ритм, как в начале песни «We Will Rock You» у «Queen», только медленней.

Что-то приближалось.

Я ничего не видел, но что-то явно приближалось. Звук был уже так громок, что буквально давил, но люди, стоявшие на перроне, не слышали его.

И вдруг сверху упал луч прожектора. Я поднял голову, и по спине пробежала волна холодных мурашек – над нами висело НЕЧТО. Громадное, неохватное взглядом, оно заслоняло небо. Я огляделся и понял, что никто кроме нас этого не видит.

Лиса взяла меня под руку. Ноги мои оторвались от земли. Луч света потащил нас вверх, а крейсер (именно так называли они свой корабль) продолжил свой размеренный ход: два удара, шипение… два удара, шипение. Шахрим мерцал миллионом огней и был необыкновенно красив. Где-то там была крыша дома, где я жил с самого детства и где уже не буду жить никогда. Там же была и крыша дома номер 37. Теперь, слившись с крышами домов моего двора, крышей школы, крышей детского сада, они превратились в точку, но в тот вечер (было так же темно) мне понадобилось ровно семь минут, чтобы дойти нее.