Повесть Января - страница 16



Слева от неё прошло моё половое созревание. Она всё загораживала тетради с диктантами, не догадываясь, что к диктантам я давно уже охладел. В это время я пялился на профиль её груди, который так интересно прорисовывался, как раз тогда, когда она глубоко ставила локти на парту.

Но симпатии между нами не было.

Я относился к ней безразлично.

Вела она себя высокомерно, это многих подстегивало, и рядом с ней всегда крутился народ. Список влюбленных обновлялся каждые полгода. Новые персонажи заменяли ушедших – и опять, и опять…

Помню, как в четвёртом классе мы с Серафимом стали свидетелями того, как Вовик (прозванный позже «Зеленым»), догоняя Каринку, получил смачный плевок в лицо. Тогда он размазал пенную влагу по щеке и произнёс: «Твои слюни для меня дороже золота!». Это было не очень разумно, потому что дорогих слюней ему наподдали ещё (помогали подруги). Слюни резко упали в цене, и он изрёк фразу, которую в будущем Карина услышит неоднократно: «Я в тебе разочаровался!»

Что означает это – «разочаровался»?

Я спросил у Серафима, и он пояснил: «Говорит, надоела, значит. Больше не будет за ней бегать. Всё!» Помню, как я поразился, сколько смысла может быть в одном только слове.

Вовик за Каринкой больше не бегал. А «Зеленым» его прозвали, когда сестренка налила зеленку ему на голову, отчего ему пришлось сделать стрижку за двадцать копеек, и он совсем лысый, но все еще немного зеленоватый, пришел в класс.

После Вовика роль воздыхателя взял на себя Алексей по кличке Артист. С ним за партой сидела Лариска, девочка серенькая и молчаливая. Я же сидел с Кариной, как и всегда. В пятом классе Артист вышел на меня с предложением поменяться местами. Я отказал. К чему менять парту в пятом ряду у окна на место у классной доски?

Тогда Артист мне открыл, что если щипать Лариску под партой, то она начинает негромко так материться. Мне это не показалось сколько-нибудь интересным, и сделка не состоялась. А он еще долго поглядывал на Каринку через зеркальце сломанной пудреницы на уроках и с жаром Отелло целовал её авторучки на переменах.

Потом он тоже угас, но запылали другие. Мне же было плевать! Я только посмеивался над всеми этими глупыми женихами. Меня занимала Алиса, но то была тайна, которую я очень долго скрывал. И надо же было такому со мной приключиться, что после Алисы именно эта девчонка – соседка по парте – заняла ее место. Я словно забыл обо всем, что знал про нее. Она превратилась вдруг в самую интересую, самую притягательную девчонку в нашей округе.

С Алисой же мы случайно столкнулись на стадионе всего недели за две перед отъездом в Москву.

Она с подругой шла мимо мастерской. Работала где-то певицей, подруга, видимо, тоже. Одеты они были очень эффектно, в стиле «захлопни челюсть»: коротенькие дорогие шубейки, юбки-мини, колготки в крупную сетку и шляпки-таблетки с вуальками на глазах. Я же был совершенно с другой планеты, с осколка астероида, с Булыжника, черт подери. Работая художником-оформителем, я красил диски от штанг. И вот, в армейском бушлате, кирзовых сапогах, укапанных краской разной свежести, с беломором в синих пальцах, я вышел покурить на воздух и встретил её.

Она удивилась: «Ты?! Здесь?!»

А я ей: «Не нравится?»

Она мне с сожалением: «Нет!»

Разговора не получилось.

Слышал потом, что очень скоро она вышла замуж и уехала за границу, и кроме этого – ничего.

И еще я до сих пор так и не знаю про те мои самолетики: нашла ли, как отнеслась, что подумала.