– Серёга! Серёга Клюев! Это ты?
Мужик побежал навстречу Боголюбову, парни крепко обнялись.
– Сергей, дорогой ты мой! Живой, Серёжка! Здорово, дружище! А мне сказали, что ты погиб в тот же день, когда меня ранило. Я тебя и в девять, и в сорок дней поминал, и в годовщину. А ты живой!
– Как видишь, живой.
– Да мне же твой заместитель сказал, что тебя убило при бомбежке ваших позиций, что он сам видел, как лежал присыпанный землей и не подавал признаков жизни.
– Может, и не подавал, но когда немцы заняли наши укрепления, видно, стал подавать, они меня и пленили.
Шинкаренко тем временем принес новую партию досок.
– Познакомься, Виталя. Это мой друг по артиллерийскому училищу и однополчанин капитан Сергей Клюев.
– А ныне узник из лагеря специального назначения, плотник на этой стройке, – добавил Клюев.
– Перед тобой, Серёга, старлей матушки пехоты Виталий Шинкаренко, мой однокурсник по мединституту. Познакомились, братцы мои, вот и слава богу. А теперь, Виталик, тебе придется поработать за двоих. Не возражаешь? Давай, друг, выручай. Мы с Сергеем почти два года не виделись, хоть поговорим.
Два артиллериста присели в углу будущей больничной палаты и начали вспоминать свою юность, однако воспоминания длились недолго, лагерный конвоир свалился как снег на голову:
– Встать! – скомандовал сержант и, обращаясь к Олегу, спросил: – Вам неизвестно, что общения со спецконтингентом запрещены? Вы кто такой?
– Студент мединститута Боголюбов. Ты не горячись, сержант. Друга фронтового встретил, дай нам поговорить.
– Не положено.
– Ну, будь человеком. Всего пять минут.
– Не положено.
– Заладил себе: «не положено, не положено». Мы, в конце концов, два капитана.
– И что? Я и генералами командовал. Сказано, не положено, значит, не положено. Клюев, на выход!
Так и не успели рассказать два товарища по оружию друг другу о себе. Зато сержант доложил по команде и вскоре на допросы начали таскать заключенного Клюева и приглашать студента Боголюбова. Следователь молодой толстый, как пузырь, лейтенант Нелюбин допрашивал Олега с пристрастием, останавливая, перебивая, возвращая к началу разговора, что-то писал, переспрашивал. Боголюбов рассказал, как они с Клюевым вместе учились, как попали служить в один артполк и оба дослужились до должности командира дивизиона, Сергей гаубичного, он пушечного. Позже поведал об авианалете на гаубичников, о том, как их позиции сравняли с землей, досталось и пушкарям, его, Боголюбова, ранило в ногу, уже в госпитале ему рассказали, что Клюев убит.
– Ну, ладно, это все сказки про белого бычка, – хитро улыбнулся следователь. – Ты лучше расскажи, что тебе Клюев про плен рассказывал, как его немцы завербовали.
– Ничего такого я от него не слышал. Мы и поговорить-то толком не успели, нас конвоир прервал.
Нелюбин еще и еще раз заходил с одним и тем же вопросом и уже не просил, а требовал, чтобы Олег рассказал, как Сергея в плену завербовали немцы, но студент либо молча отрицательно качал головой, либо твердил, что темы плена они не касались. Когда следователь понял, что с Боголюбова взять нечего, он встал, как колобок прокатился по комнате туда-сюда, покашлял и произнес:
– Как говорил наш великий вождь Владимир Ильич Ленин, мы пойдем другим путем.
На следующий день к следователю был вызван Шинкаренко. Нелюбин с первых слов понял, что из этого парня можно выбить кое-какую информацию. Допрос длился часа четыре и, несмотря на то, что в начале Виталий убеждал следователя будто не слышал разговора Клюева и Боголюбова, лейтенант НКВД пытался повернуть все на свою сторону и, нужно сказать, ему это удавалось. Когда студент устал от одних и тех же вопросов, когда ему очень захотелось кушать, и он жаждал вырваться из лап назойливого «пузыря», его внимание притупилось, ему стало все равно, что и с кем происходило, вот тогда он, не читая, подписал протокол допроса с бреднями Нелюбина о том, что Клюева завербовали в немецкую разведшколу.
