– Гляди, Никулька! А я смог с одной рукой! – и поднял над головой обе руки. Одну целую и другую, обернутую в чёрный мерцающий сверхновый материал.
– Так бывших не бывает! – ответила Ника через речку и с тем же прыжком, мелькнув белыми ногами, но так и не сняв футболку, рыбкой раскроила воду.
Правда, её хватило только до середины. Река тут была самая широкая, около ста метров шириной.
На середине её встретил Никита. Он подплыл тихо, под водой, и Ника заметила его светлое, змеистое тело рядом с собой, он выбрызнулся вверх, встряхнул головой, с которой сорвались колючие мелкие капли прямо ей в глаза, и только она смогла передохнуть через эти капли, притянул её к себе, прижав к груди её грудь.
– А там холодно, на глубине. Пойдём? – прошептал Никита.
Ника раскинула руки в сторону, набрав полные лёгкие воздуха.
– Не… я боюсь нырять в ночной реке.
– А я вот не боюсь.
– А я очень боюсь, – выдавила Ника из сжатого холодом горла.
– А если я тебя поцелую?
– И что? – ледянисто ответила она, понимая, что вот сейчас он её поцелует и миссия невыполнима.
– Ты пристаёшь ко мне на глазах у рыб, – сказала Ника и, выскользнув из Никитиных рук, поплыла к берегу, взмахивая локтями и с хорошей скоростью опытного пловца.
Никита снова нырнул и уже снизу, из-под водяного зеркала, заметил, что прямо над рекой стоит луна, и вокруг неё растекается мутное свечение, которого не видно над поверхностью. Никита был рад этому купанию.
На берегу Нике пришлось раздеться и выкрутиться.
Никита отвернулся от неё и тоже выжимался. Может быть, он так мучил её специально, издевался. Нике, по крайней мере, так казалось. У неё зуб на зуб не попадал.
– Пойдёшь в свою сырую холодную баню? – спросил Никита с издёвкой, натягивая рубашку на влажные руки.
– Да… а что… вскипячу себе воды. Налью в бутылки и обложусь ими.
– Обложусь… – хохотнул Никита. – Хуже может быть только «облажаюсь»
– А это уже зашкварный сленг. Мы же следим за речевыми обновлениями?
– Да вот… интеллектуалов осталось крайне мало.
Никита что-то сказал на незнакомом языке.
– И что ты сказал? Это фарси?
– Он.
– Ну?
Ника подошла к нему почти вплотную, сунув мокрые ноги в мокрые тапки, где ещё и песок противно захрустел.
– Учи язык. – ответил Никита.
– Добре… сынку… добре… Я-то выучу. Если надо будет… – улыбнулась Ника, развернулась и быстро, как белка, побежала на холм высокого берега, мимо Никитиной машины, где был единственный проход между двух заборов двух самых шикарных дач.
Никита посмотрел ей вслед и вытер рукой подолом рубашки.
– Короста… вот короста. Нельзя, нельзя… Ох, нельзя-нельзя… Пчёлочка златая.
С начала этого года, второго года спецоперации, когда никого не смущал дребезг посуды в шкафах, и уханье работающих за речкой по утрам САУ, было запрещено ходить в лес.
Увы, это было испытанием. Впрочем, к этому всё и шло, потому что лес был вполне готов к войне. Даже старые блиндажи от той войны ещё не заросли, и зиял обросший вековыми соснами противотанковый ров прямо на берегу, за надпойменной террасой, где в мирные времена копались археологи, берегли «бровки», огораживали раскопы от оползней.
Чего тут только не находили, древности и римские, и скандинавские, и другие, более низко лежащие, чернолаковые черепки, красноглиняные узкие горлышки амфор… Чудесные вещи, молчаливые и загадочные.
А теперь это снова место историческое, где сошлись народы и оружия. Только жаль, пока это никому не понятно в полной мере.
