Пойти в политику и вернуться - страница 3

Всю войну мама с бабушкой прожили в блокадном Ленинграде. Три года – на грани жизни и смерти. Зимой 42-го за буханку хлеба бабушка отдала единственную ценность в семье – старинные серьги с изумрудом и рубинами, доставшиеся ей по наследству. Маме было тогда 13 лет, она проснулась ночью и увидела, как бабушка потихоньку ест хлеб. Голод был такой, что она не смогла удержаться.

После войны бабушка еще долго работала в театре. Жила она в коммуналке у Пяти углов – так называют одно из самых красивых мест в центре Питера, хотя официально такой площади в городе нет. В этой квартире бабушка с мамой и пережили блокаду.

Папа, закончив школу в Собинке, поступил в военно-морское училище в Выборге. Когда заканчивал его, познакомился с мамой – она училась в медицинском училище. Встретились они в госпитале, где отец проходил медосмотр перед отъездом к месту службы после выпуска. Через несколько недель поженились. Расписали их очень быстро – отец должен был уезжать в Порт-Артур. Там с 1945 года по договоренности с Китаем находилась совместная военно-морская база двух стран. Моя матушка поехала к нему только через год – в 1950-м началась корейская война, пришлось ей задержаться в Ленинграде. Она рассказывала, что боялась не узнать отца и всю дорогу от Ленинграда до Владивостока смотрела на его фотографию. В это трудно поверить, но с другой стороны, встречались они совсем не долго, а не виделись больше года. Мама приехала к отцу в августе, Владивосток заливало, папа встречал маму под страшным ливнем, взял на руки, спрятал под черную офицерскую плащ-накидку, донес до машины. На следующее утро они уехали в Порт-Артур. Мама пошла работать в военно-морской госпиталь, где в марте 1952-го я и родился.

Пока отец оставался на флоте, мы мотались по Дальнему Востоку. После Порт-Артура был Владивосток, потом Хабаровск – отец служил на сторожевом корабле «Пингвин».

Из того времени, что мы жили в Китае, я мало что помню. Так, отдельные картинки. Например, фанзу, традиционный китайский дом в Порт-Артуре. Когда я уже работал в Счетной палате, меня пригласили в Люйшунь (бывший Порт-Артур), район города Далянь. Отвезли в военно-морской госпиталь и познакомили с двумя китаянками, которые принимали у мамы роды. Невероятно, но у них сохранились фотографии. Только один эпизод из нашей китайской жизни отпечатался в памяти очень подробно. Мне три с половиной года, мы с отцом купаемся в Желтом море, я сижу у него на спине, а он неожиданно ныряет, и я начинаю барахтаться, чтобы удержаться на поверхности. Страха не помню, видимо, его не было, моря я никогда не боялся.

А Владивосток сохранился в памяти в деталях. Из разных мелочей хорошо вырисовывается обычная для советской офицерской семьи жизнь со всеми ее радостями и проблемами. Помню, как ездили с мамой в магазин за арбузом и разбили его по дороге. Видимо, нас это очень расстроило, раз на всю жизнь запомнилось. Помню, как мне купили трехколесный велосипед, и я осуществил свой первый и последний бизнес-проект: отдавал его в аренду за конфеты и сушки, которыми тут же угощал своих друзей во дворе. Помню, как встречали отца из похода, как бежал ему навстречу, залезал на руки, а однажды от избытка чувств с мясом вырвал пуговицу на его форменном кителе.

В нашем бараке жили в основном семьи морских офицеров, так что, когда корабль возвращался из похода, собирали там же, в бараке, общий стол, шумно и весело это событие отмечали. Я, конечно, не знал тогда, что место, где мы живем, называется барак, – считал, нормальный дом. А на самом деле, конечно, барак с длинным коридором и общим туалетом. Район, в котором мы жили, и сейчас называется Вторая речка. Я этот барак нашел, когда в 2000-х работал уже в Счетной палате и приехал во Владивосток в командировку. Там все еще жили люди, нашлась даже соседка, которая, как и китаянки, сохранила старую фотографию нашей семьи – мама и папа на ней совсем молодые. Я тогда же дожал Сергея Дарькина, который был губернатором, и барак этот снесли, людям наконец дали нормальные квартиры. Потом выяснилось, что рядом стоит барак, в котором вырос будущий председатель Госдумы Борис Грызлов. У него, как и у меня, отец был морским офицером. Когда Борис узнал, что я свой барак снес, а его стоит, он тоже «наехал» на Дарькина: как не стыдно, один снесли, другой оставили. В результате снесли в этом месте все бараки, а людей переселили.