– Ты же не пообещал им наших детей? – спросила Лола прямо.
– Ты совсем дура? – крикнул Алекс, и в момент его лицо ожесточилось. Он знал, что Лола как раз таки далеко не дура, но как такое ей могло придти в голову? – Грегори отдаст им детей Елены.
– А Грегори не спросил зачем? – спросила Лола более легким тоном. Она не желала зла чужим детям, но благополучие своих она ценила выше.
– Тот даже не спросил, – помотал головой мужчина.
– Я думаю тоже для работ, – пожала плечами Лола. – Будут не торчать в садике, а заниматься делом.
Она взглянула на своих детей через дверной проем в детскую. Своих детей она обучала сама по мере своих возможностей. Математике, письму, биологии. Все по учебникам, вряд ли им пригодиться высшая математика в будущем. Но главное, дети были под ее присмотром.
– А почему тогда это обязательное условие?
– Ну, дети – не будут сопротивляться, – предположила Лола. Поняв в чем дело, ей было необходимо развеять сомнения мужа, как она обычно делала. Алекс был жестким человеком, но иногда ему хотелось поиграть в благородство. Лола была более практичной еще в обычной жизни, а сейчас тем более она не терпела романтичное настроение мужа.
– А еще если расти в рабстве, то в будущем такой рабочий будет на вес золота, – заметила Лола. – Он ведь не будет знать, что такое свобода.
Алекс, молча, взглянул на жену исподлобья. Иногда Лола была мягкой и послушной женой, но в такие моменты он понимал, что она притворялась такой. Лола была хорошим манипулятором, однако, такой жестокости он от нее еще не слышал.
– У тебя нет выбора, – подытожила женщина, предполагая по лицу мужа, что творилось у него в голове.
– Я знаю, – мягко произнес Алекс, обречено кивнув. – Я все сделаю ради своих детей.
Спенсер не стала терять времени, поспешив навстречу разрушенному городу. Выйдя из домов, в нос ударил запах гари. Бензоколонка горела достаточно времени, чтобы какое-то время было тяжело дышать всем. Спенсер делала повязки для лица малышам, а на окна вешала простыни поверх окна.
Другие выжившие окна занавешивали еще и по другой причине. Любой отблеск света привлекал их. Это мог быть экран мобильного, которые были бесполезны. Или узкая щель из-под шторы. Спенсер считала, что шторы были только опасны, они создавали неверную иллюзию скрытости. Эффективнее было не включать свет и все на этом.
Также Спенсер осуждала иллюзию многих о том, что их спасут подвалы. Подвалы, которые спасли бы, должны были быть глухо зарыты под землей, подвалы же здания здорово отражали звуки, которые твари слышали. Но люди не просто верили в подвалы своих домов, они желали верить. Даже если видели обратное.
Черная, как смоль бензоколонка покоилась на фоне реки, как памятник прошедшему. Взрывы, которые напугали Спенсер когда-то до полуобморочного состояния, были прелюдией к полному краху цивилизации.
После бензоколонки более-менее целым объектом был ресторан марокканской кухни. Глядя на разбитые витрины и разрушенную террасу, Спенсер улыбнулась с болью в сердце. Это было их местом с мужем. Большая часть свиданий и годовщин супружеская пара проводили в этом здании при свечах и романтичной музыки. Название было до ужаса банальным, «Роза Пустыни», но всем оно нравилось. Муж Спенсер выбрал это место на первую годовщину не только из-за близости расположения. По его логике, раз девушка посвятила свою жизнь изучению древнего Египта, то в марокканском ресторане она будет на седьмом небе. Спенсер казалось это до умиления глупым, но она ценила такие жесты от мужчины, который был далек от близких ей тем. Он не понимал ничего, что любила Спенсер. Французскую кухню, тосканский интерьер, оперу, джаз и многое другое. Но при этом он любил свою жену и поддерживал. Даже более того, Спенсер считала, что они действительно подходили друг к другу, как домашние тапочки.
