Последний вопрос оскорбил. Это я-то реву? И не думала!
Увидев мое выражение лица, Богдан рассмеялся:
— Не обижайся, пошутил же!
А потом вдруг положил мне руки на плечи и притянул к себе. Первым позывом было дернуться и выскользнуть, но… вдруг осознала, что совсем не хочется этого делать. В его объятьях стало на удивление спокойно и уютно. А еще… ну хоть убейте, но не чувствовалось никаких пошлых намеков! Знаю, странно. Но, даже несмотря на всю странность, факт оставался фактом.
— Ничего я не ревела, — все же сказала я, прижавшись щекой к его плечу. — Просто… настроение немного испортили.
— Да? — в его голосе прозвучало удивление, перемешанное с недовольством; объятия стали крепче. — И кто же это у нас такой умный?
— Чугайстрин-младший, — без малейших угрызений совести сдала я куратора.
Повисла тишина. Хоть я и не видела лица Богдана, но знала, что он хмурится. После той встречи в коридоре, когда он раскидал злыдневскую мелочь, я вообще осознала, что могу чувствовать людей. Правда, потом пришлось признать, что вовсе не людей, а исключительно Призрачного Цимбалиста. И пусть почти все наши встречи случались во снах, менее интересно от этого не становилось.
— Что ему надо было?
Ух, как холодно! Еще чуть-чуть и сама в ледышку превращусь, тут даже сопилка обзавидуется со своей грустью.
Я покрутила пальцем с мосяжным перстнем:
— Это. Видимо, отец и сын мало говорили друг с другом.
Богдан только фыркнул:
— Прямо-таки. Андрюша не хочет мачеху, которая на несколько лет его младше?
На душе появилась какая-то тяжелая тоска. А ведь так оно и могло быть. Ну, если бы согласилась, конечно. Только раньше совсем не задумывалась об этом. Перед глазами возникло изумленное лицо Андрея Григорьевича, а я невольно захихикала, уткнувшись носом в рубашку Богдана.
— Смешно ей, — пробурчал он, — а ты хоть представляешь, какой стресс для твоего куратора?
Смех буквально душил, я впилась ногтями в его плечи, стараясь хоть сделать вид, что сочувствую.
— Ну и ладно! — неожиданно выдал Богдан тоном, далеким от раскаяния, — так им и надо! Нечего рот разевать на хранительницу мольфарских сокровищ!
Смеяться резко расхотелось. Я серьезно посмотрела ему в глаза:
— А вот когда ты мне все нормально расскажешь, а? А то только и слышу, что сокровищница да сокровищница!
— Ну… — Богдан чуть нахмурился: — Ты и видела ее.
Обалдеть, аргументация! Видеть видела, но что с этим всем добром делать?
— Или все же хочется побыть мачехой вашего Андрея? — хитро усмехнулся Богдан. — Но тогда учти, матерью ты тоже станешь рано и…
Я пихнула его локтем, не дав договорить, а потом накинулась с щекоткой, коварно пытаясь отомстить за подколку.
— Ах, ты так! — возмутился он. — Ну, держись!
Мы заливались хохотом и извивались, пытаясь увернуться и в то же время защекотать друг друга. Если б посмотрел кто со стороны, то первым делом повертел бы пальцем у виска. Ненормальные, просто ненормальные. В какой-то момент я вдруг осознала, что никакой щекотки нет и в помине, зато губы у него безумно горячие, а от поцелуя голова идет кругом. И отрываться совсем не хочется. Наоборот, вплела пальцы в шелковистые русые пряди, прижалась крепче, ощутив его руки на своей спине. И вмиг где-то далеко остались все разговоры, неприятности и вопросы о сокровищнице. И…
— Что тут происходит? — неожиданно окатил ледяной водой из ушата голос Андрея Григорьевича.
