– Кажется, вы генералу, как это на русском, полюбились? Каждому из вас даёт он шанс с оружием в руках или казненным умереть. Честь отстоять или безропотным скотом попасть под пули.
Господи, а сколько пафоса! А превосходство и презрение сочит сквозь все движения его! И этим он похож на кучерявого солдата. Роднит не кровь, роднят их чувства. Но сам себя ловлю на осуждении, и этим видение свое я удержал. Из разговоров пленных меж собой узнал, что кучерявого зовут Евгений. Уставился японский палец на него.
– Всё это будет на одном условии, если пройдёт он через такую казнь, что видели сегодня, ведь он не воин, господин Кародо ему позволит свою карму просмотреть». И замер говоривший в почтеннейшем поклоне. В смятении Евгений, наверное, близость смерти, всех трезвит.
– Что он говорит? Понятные как будто бы слова, но, что о чём, мне не понять?
Ему ответил человек, соратник по оружию. Он крепко сложен, в плечах косая сажень. Уверенность в себе, в своей же силе. Такому лишь бы воевать.
– Он говорит, что если вы, Евгений, пройдёте через казнь, то они позволят с оружием в руках за вас нам отомстить. Поверьте мне как старому вояке, тварь узкоглазую приятно будет наказать. Своею саблей я ему такой полёт устрою.
– Понятно, Михаил, а вы что все молчите? Ну, Юрка-то понятно, он ещё малец, а вы, Никита?
– А что я, будь у меня мой револьвер, пусть даже на дуэли, его бы однозначно пристрелил. А всю оставшуюся обойму в этих тварей разрядил. Хоть семь убитых мной японцев вместо цветов вам на могилу положил.
Внешне худощав, усики, бородка, но внутренне мне не понятен человек, Никита
– А вы, Борис?
Вот этот мне знаком, таких, по жизни много повидал. Отцом скинхедов я б его назвал, судя по ответу.
– Дайте мне только шанс, Евгений Петрович, вы же знаете моё отношение к этим косоглазым. Я этих нелюдей всей своей душой ненавижу, мочил их везде, где можно и нельзя, и мочить буду. До самой моей смерти. Да я его зубами загрызу, даже если у меня не будет оружия. Господи, когда же земля наша русская освободится от всей этой погани. Русская земля должна принадлежать только русским.
В подтверждение своих слов, он яростно сотряс решётку. Евгений, закончив свой опрос, к последнему солдату обратился.
– Силантий Петрович, спрашивать вас бесполезно, вы моралист. Вы далеки от духа русского.
И вновь, я вижу, окрылён Евгений! На смерть идёт, как будто бы на бал. Отпив вина последние остатки, пустой бутылкой словно эстафету веселья, безрассудства, удали лихой собратьям передал.
– Пусть будет по-вашему, русские в беде друг друга не бросают. Отомстите им за меня, ребята. Хорошо, хоть бинты принесли, запястья перевязать, заботливые твари.
Вижу, безропотно идёт Евгений, с гордо поднятой головой, на место казни. Медленно он на колени встал, перекрестился, руки протянул. Их перевязали, возможно, для того, чтоб много крови не терял. И молвил:
– Подойди, Силантий.
И тот, кого позвал он, подошёл немедля. Никто его задерживать не стал.
– Прошу, побудь со мной. Мне так спокойней.
Безжалостной и черной тучей подошёл к ним генерал, Силантия чуть в сторону подвинув, кому-то что-то приказал, так быстро по запястьям ударил сверху вниз мечом и отошёл, оставив их вдвоём.
– Господи, как больно, почему, Силантий, меня он не убил? Зачем он мучает меня, скотина?
– Не знаю, Женя, чем тебя утешить. Может, чтоб ты молитвы прочитал? До крови губы свои кусая, сквозь зубы порицал Евгений.
