«Вполне созревшая антилопа, – подумал он, впившись взглядом в ее изящное гибкое, молочно-белое тело, грудь с лиловыми сосками, тонкую талию и бедра с темным лобком. – Джульетте было четырнадцать, гораздо меньше, когда она отдалась Ромео. Светка в самый раз, пока деревенские олухи не испортили».
– Как вы посмели, дядь Федь!? – девушка беспомощно замахала руками, словно раненая птица. Испуганно скрестила ладони на ворсистом мыске внизу живота. Замерла в ожидании. Он остановил взгляд ненасытного самца на ее упругой смуглой от загара груди и сосках.
– Вот глупая, не бойся. Я столько голых баб не повидал, что тебе и не снилось,– улыбаясь, приблизился и развел в стороны ее руки, пристально, будто гинеколог, рассматривая юные гениталии. Не удержался и потеребил сочные губки пальцем. Светлана, сжалась в комок, желая раствориться. Присела на корточках, плотно сжав колени, затравленно с мольбой взирала на него.
– Как вам не стыдно?
–Эх, Светка– сладкая нимфетка, ты же сама, специально не заперла дверь, чтобы завлечь меня своей неземной красотой. Заходи, не ленись, покупай живопись, – вкрадчивым голосом обескуражил ее отчим.
– Дверь была заперта на крючок.
– Значит, ее домовой открыл, чтобы я мог полюбоваться своей дочерью. Не бойся, я пришел узнать, не холодна ли вода, устраивает ли температурный режим? Или может поддать жару-пару? – произнес он, сохраняя спокойствие.
– Режим нормальный, проверили и идите,– прошептала она и плачущим голосом пригрозила. – Я расскажу мамке, она вас выгонит из дома назад в общагу.
– Не шуми, не делай из пустяка трагедию, я что, голых баб до тебя не видел? Очень даже много, – он подошел к ней, легко поднял на руках и ласково пропел в розовое ушко. – Светка, Светка – сладкая конфетка. Что ты, как неродная. Ты же не прячешь от меня и чужих людей свое милое личико, уши, глаза, носик, губки. И остальные части тела, грудь, живот, бедра, мало, чем отличаются. Не смущайся, будь паинькой, моей сладенькой. Я тебя не трону, если сама не захочешь?
– Дядь Федь, стыдно ведь, – заметив его сосредоточенный взгляд, она прикрыла промежность с темно-светлым ворсом ладонью.
– Эх, Светка, бери пример с нудистов, – произнес Головин. – Они целыми семьями ходят, в чем мать родила, совокупляются, совершенно не стыдятся. Мы тоже с тобой дети природы и поэтому должны жить по ее законам, не отказывая себе в удовольствиях.
– Вдруг мамка узнает?
– Не узнает, если ты ей об этом сама не расскажешь, – ответил он и, заметив ее смущение, понял, что не расскажет, продолжил. – Ты вполне созревшая антилоп…, девица. Здесь, под южным солнцем девки-скороспелки быстро созревают, а вот на Севере, на Колыме … Ты должна испытать наслаждение, только не бойся. Рано или поздно это должно произойти и лучше, если раньше. На Западе мужчины и женщины моются в общих банях и саунах, а нудисты без всякого стеснения, в чем мать родила, загорают на пляжах вместе с женами и детьми. Чем мы хуже?
Федор жадно оглядел ее пахнущее молоком, тело и не удержался, прижался губами к ее вздрагивающей от волнения груди и поцеловал твердый сосок. Светлана затрепетала, ощутив смутное чувство.
– Ты великолепна, словно Афродита, – прошептал он.
Девушка беспомощно барахталась в его руках, попыталась укусить острыми зубами, но он, смеясь, увернулся. Испуг прошел, она обессилила в этом неравном противостоянии. Тогда отчим опустил ее на пол.
