Как только мы скрылись с глаз дозора и свернули налево, к конюшне, Рут сошел с дороги. Затем прислонился к городской стене и принялся заряжать арбалет.
– А теперь молчи и будь готов к чему угодно, – наставлял он меня вполголоса. – Ну, можешь еще помолиться, чтоб их было не больше четырех…
Я кивнул и ничего не спрашивал. Пойди-ка поспорь против арбалета! Или попробуй скрыться от Варда. Как назло, у меня осталась всего одна керчетта. Половина второй не в счет.
«Было бы лучше, задержись ты в Криге еще на неделю для перековки?!»
Мы крались вдоль стены, сближаясь с конюшней. Приятель оказался прав: вместе с запахом навоза нас настиг и чей-то кашель.
Рут оттопырил указательный и средний пальцы, ткнул себе в нижнее веко и указал на полумрак у конюшни. Я и не сразу сообразил, что это означает «гляди в оба».
– …не нравится мне энто все, – признался кто-то в полутьме.
– Че, навоз разгребать тебе бы больше понравилось? – ответил другой голос, тягучий и старый. – Мож, так ему и передашь, а? Хочешь, я передам?
За сенником хрипло засмеялись. Из-за облаков снова показалась луна.
Рут приложил арбалет к плечу и присел на корточки. Я высунулся из-за его спины, чтобы поглядеть в зазор между сенником и пристройкой. У единственного прохода к скакунам стояли воснийцы при оружии. Точно не сторож и не конюх. Один слева, рука на дубине. Рядом второй. Смотрели в сторону, на дорогу. Третий кашлял. Были ли четвертый, пятый?..
– Ну и че, нам тут до утра зады морозить? – жаловался кто-то невидимый за стеной пристройки.
Щелкнула тетива. Я дернулся. Голова ближнего к нам воснийца отклонилась в сторону с громким хрустом, увлекла за собой тело.
Труп только коснулся земли, а Рут уже скрылся из проема, почти бесшумно нырнув за сенник.
– А-а-а! – завизжал совсем по-девичьи восниец справа. – Бляха!
Весь в крови, нетронутый. Пока.
Я спешил за Рутом, обогнув строение. Приятель скинул арбалет на середине пути и достал нож.
– Хер дюймовый! Откуда? Как?! – сыпались тупые вопросы в ночи.
– Ублюдки!
– Тиха-а!
Мы выскочили на дорогу, зашли с тыла. Испачкавшийся в крови восниец так и стоял бы ко мне спиной, но услышал шаги:
– Вон они, во…
Я подрезал ему локоть в замахе. Подрезал плохо, зацепился за кость. Грязный порез порченым клинком.
– А-а-а, б-бож-же! – заверещал бедолага, рухнул в грязь, забился на спине, засучил ногами. Больше не сможет ударить.
Со стороны, куда побежал Рут, послышался всхлип, бульканье. Я запоздало оглянулся, бросился на помощь. И застыл. Рут вышел мне навстречу и уже вытирал стилет о темные штаны.
– Трое, – уточнил мой друг. – Свезло.
Третий восниец присел у стены. Хватался руками за горло. Бордовыми блестящими руками.
– Ты не уйдешь, – позади то ли плакал, то ли угрожал паренек в грязи, – никуда не денешься! Пришьют тебя, подлец, при…
– Лэйн, объясни-ка мне, почему он еще дышит? – Рут подобрал арбалет и вернулся еще более мрачным, чем был до того.
Я нелепо приоткрыл рот, не нашел слов. Посмотрел на клинок. Посмотрел на воснийца в луже.
– Не надо, я не… я… да мы просто тут стояли! – взвизгнул тот, косясь на Рута. – Вы кто вообще?!
Рут подошел к первому телу, наступил сапогом на кровавое месиво с костями и вытащил болт. Присмотрелся к нему, цокнул языком и сбросил снаряд в траву. Испорчен.
– Свезло наполовину, – заключил Рут.
Я не хотел вконец его разозлить. Не убирая керчетты, подошел к воснийцу в грязи. Тот запричитал:
