Православие для каждого. Часть II - страница 11

«Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний». (Откр 22:13) «Я есмь лоза, а вы ветви» (Ин 15:5) «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин 14:6) «Я есмь воскресение и жизнь» (Ин 11:25) «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется» (Ин 10:9) «Я есмь пастырь добрый» (Ин 10:11) «прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин 8:58) «Я есмь хлеб жизни» (Ин 6:48) и др.

В Ветхом Завете форма «есмь» использована только один раз! А именно, когда Бог называет Свое имя Моисею: «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий». (Исх 3:14). Но это, повторюсь, русский перевод.

В греческом мы тоже можем увидеть похожую словесную форму «Я есть» и в словах Христа, и в указании на имя Бога в главе Исход.

«Когда же так Он сказал им, Я есть, они отошли назад и пали на землю»

«И сказал Бог к Моисею: Я есть Сущий»

Напомню, что четырехбуквенное имя Бога, или «тетраграмматон» – попавшее в Библию как «Сущий» (Иегова или Яхве) связывают с глаголом «быть». Один из вариантов перевода: Тот, Который был и есть, и всегда Сущий, или просто Сущий.

Можно встретить и такое прочтение: «Я есмь Тот, кто Я есмь» или просто «Я есмь». Встречал еще несколько вариантов перевода имени Яхве. Все они так или иначе связаны с глаголом «быть», «существовать».

Есть предположение, что иудеи могли услышать в словах Христа нечто такое, что заставило их упасть в страхе: намек на имя Бога, или сокращенное имя Бога, или одно из упоминаний Бога, или некую словесную форму, указывающую на Бога. В любом случае, даже в переводе слышится странность: никто не говорит: «я есть» или «я есмь». И, наверное, поэтому, переводя на русский язык, эту странность решили устранить, поменяв «Я есть (Я есмь)» на «это Я». Но «Я есмь» оставили в других местах, где Христос говорит о Себе.

Но чтобы понять, так ли это на самом деле, нужно знать, во-первых, то, что знали иудеи, и слышать в оригинале язык Христа. В этом смысле первый вариант (боялись огня с неба) более понятен и, видимо, более вероятен. Однако второй вариант я должен был озвучить.

Если мы соединим повествование трех евангелистов и эпизод, описанный Иоанном, то у нас получается такая картина: толпа падает от слов Христа на землю. Иуда находится с ними в этот момент. Но ему-то, близко знавшему Христа, не страшно. И он-то, возможно, не упал со всеми. Он удивленно озирается, возможно, хмыкает про себя и идет навстречу ко Христу. Подходит к Нему и целует со словами приветствия: «Радуйся, Равви» (Мф. 26:49).

Люди, упавшие от неведомого нам мистического страха, видят, что Иуда, пришедший предать Христа, жив и здоров. Его не попалил огонь с неба. Христос не испепелил его, не превратил в змею, соляной столб или засохшее дерево. С Иудой ничего не произошло. Он целует Учителя и разговаривает с Ним. Толпа, до этого испытавшая страх, теперь испытывает такой же силы иное чувство: злость или даже ненависть. Ведь если им показалось, что это пророк, а Он не испепелил предателя, или они услышали имя Бога (намек или некую словесную форму имени), а Он не покарал предателя, значит Он не Тот, за Кого Себя выдает!

Страх легко перерождается в злобу и ненависть. За свой минутный страх человек готов мстить. И толпа вскакивает и идет на Христа.

Дальнейшую историю мы знаем. Петр выхватывает меч, чтобы защищать Учителя, и даже наносит небольшую рану рабу первосвященника, но Христос запрещает ему и исцеляет раба. Христа уводят, а ученики разбегаются.