Правозащитник - страница 19



Виталий тем временем стал пускать кольцеобразные клубы дыма.

– Идет война. Одно это допускает совершенно жуткие вещи и последствия.

– Да уж, самое подходящее время для путешествия!

Белосельский пропустил эту шутку мимо ушей.

– Вон, видишь там – первый контрольно-пропускной пункт.

– Вооруженных людей я не вижу.

– Зато я вижу. Как я сказал, все документы у нас в порядке.

Через пять минут все разрешилось благополучно. Солдаты хоть и встретили «эскорт» несколько враждебно и даже уперлись дулами пулеметов в наших героев, но, увидев, какого рода груз к ним прибыл, сменили гнев на милость. После тщательной проверки всех необходимых бумаг Алексею и его спутнику было позволено найти гостиницу и посетить миссию Красного Креста. Белосельский искал некую Агнешку, к которой у него было письмо из Москвы. Но Виталий был голоден и мечтал о сытном обеде. У Алексея не было аппетита, ему хотелось поскорее выполнить поручение, но пришлось подчиниться обстоятельствам. Гостиница оказалась обычным хостелом с большими невзрачными общими комнатами, рассчитанными на человек пять-шесть. Белосельский даже глазом не моргнул, несмотря на эти неудобства, Виталий же забеспокоился о сохранности багажа.

После ужина они оба направились в миссию Красного Креста.

Есть города и деревни, которые иногда навевают тяжелую давящую грусть… как будто сам ветер разносит предвестие беды и несчастья, и все пронизано ожиданием этой боли… И это чувство ощущалось во всем – во взглядах прохожих, в настороженных лицах солдат, в покосившихся крышах белоснежных домов… Сама атмосфера города – гнетущая и удручающая – висела как Дамоклов меч, как неумолимый свинцовый купол. Война! Страшное слово для тех, кто знает, что это такое!

– Это солдаты М***.

– Да, я знаю. Солдаты НАТО должны прекратить все это, но пока они медлят. Видно, такой приказ им отдан. Они обязаны подчиняться командованию.

– Да, я сам служил. Приказ есть приказ, с этим ничего не поделаешь, – подтвердил Виталий.

И он пустился в пространное повествование о своей армейской жизни, обо всех ее прелестях и тяготах.

Миссия Красного Креста помещалась в грязном желтоватом покосившемся строении, которое, казалось, только каким-то чудом уцелело от разрушения. Агнешка оказалась женщиной лет сорока пяти, худая, с седеющими каштановыми волосами; она с трогательной серьезностью прочитала письмо из Москвы. Алексей заметил, что она несколько раз поднесла платок к глазам.

– Нам нужно найти одну семью, я знаю, где они сейчас находятся. Они беженцы и хотят уехать.

– Почему именно они?

– Гуманитарной помощи все равно на всех не хватает. Вы посмотрите, что вокруг делается… это сегодня тихо, но вчера стреляли весь день.

– Да, мы слышали, но это там, за горами, – возразил Виталий.

– Это мы, взрослые, понимаем… но дети все равно пугаются.

– Солдаты, насколько я вижу, не относятся враждебно к местному населению.

Агнешка промолчала. Казалось, она воспринимала действительность несколько по-особому, с какой-то особой покорностью фаталиста.

– Вы пойдете со мной?

– Да, – отвечал Белосельский.

Виталий пожал плечами. Казалось, убогость обстановки и ожидание неминуемого обстрела города действовали на него угнетающе.

Дом находился неподалеку. Это было одноэтажное каменное строение с черепичной крышей, казавшееся миниатюрным на фоне других белых домов. Члены семьи – средних лет люди в несколько нелепых халатах и почти не говорящие по-английски – встретили Агнешку довольно радушно. С Алексеем и Виталием они поздоровались довольно сдержанно и проводили их в гостиную – бедно обставленную комнату с потухшим камином и выцветшей мебелью. Говорили по-сербски, причем некоторые слова почти походили на русский язык, но Виталий лишь морщился. Белосельский произнес несколько выражений по-английски и по-французски, но затем убедился, что лучше предоставить Агнешке роль переводчика, которая в должной мере владела сербским языком.