– Вы опять уезжаете, дядя?
– Ненадолго, я могу отсутствовать несколько дней, но потом обязательно вернусь. Давай только договоримся так. Как-никак вы все-таки дети и еще не вполне способны сами отвечать за себя, тем более вы несовершеннолетние. Я думаю, поступим так: вы можете спускаться к завтраку часов в девять, затем обязательный обед в два часа, ну а ужин вечером. Иногда я смогу ужинать вместе с вами. Моя femme de сharge[5] проследит, чтобы вы не остались голодными. Ну а если захотите есть, ты же знаешь где кухня…
– Конечно, дядя, хоть дом и большой, но я почти наизусть выучил его.
– Теперь насчет баловства. Давай сразу договоримся так – я сейчас говорю с тобой, как с взрослым мужчиной… ты ведь взрослый мужчина?
– Конечно.
Милош презабавно выпятил грудь и его ответ звучал вполне убедительно.
– Так вот, я знаю, что дети любят шалить, бегать, беситься. Это вполне нормально, и было бы странно запрещать это. К счастью, дом большой, и ты сам видишь, сколько у тебя в комнате игрушек, как и у Ивы. Разумеется, ты можешь с Ивой изучить все другие комнаты, потому что, как я сказал, это и ваш дом тоже. Но есть моя комната – спальня и мой кабинет. Туда лучше не ходить, просто я люблю у себя образцовый порядок и вообще в этом смысле я педантичен и щепетилен. Я очень вас прошу ничего там не трогать.
– Я все понял, дядя.
В эту минуту по винтовой лестнице спустилась Ива. На ней было превосходное модное розоватое платье, немного оголяющее изящные плечи. Волосы у Ивы были распущены, голубые невинные глаза по-прежнему смотрели с детской доверчивостью; она походила на доверчивую голубку, прилетевшую погреться у камина и поклевать съестные зернышки.
Белосельский поцеловал прелестную девочку в лоб и усадил рядом с собой.
– Тебе нравится твоя комната? Я велел, чтобы привезли много подарков и игрушек. Если не понравится в наших магазинах, я могу заказать в Париже.
– Мне все очень нравится, правда.
Ее голос звучал так мелодично и проникновенно, что ласкал слух своей неповторимой мелодией.
– Я как раз рассказывал Милошу распорядок дня, про обед и про ужин.
– Я не голодна, – искренне призналась Ива. – Можно я задам вопрос?
– Конечно.
– Я могу гулять в саду?
– Конечно, только лучше через несколько дней. Там еще кое-что нужно переделать. Садик небольшой…
– В нашем доме был сад…
– Да, конечно, Ива, сможешь… Только я прошу вас обоих об одном…
– Слушаю, дядя.
– В доме можете шалить как угодно, а вот в саду лучше не прятаться. То есть не играть в прятки, не взбираться на деревья. Все пространство там тщательно охраняется моими людьми. Хоть они и в курсе всего, все равно ночью туда не ходите, если вдруг вам захочется сделать ночную вылазку. Пока я прошу вас придерживаться той программы, которую я наметил…
– А потом? – внезапно спросила Ива.
– Потом, – отвечал Белосельский, – вы будете ходить в школу, а затем в институт.
– Мы уедем отсюда?! – в глазах девочки внезапно отразился испуг.
– Конечно нет.
Ива перевела дух.
– Почему ты так решила? Шофер будет отвозить вас в школу и забирать оттуда.
– Мне рассказывали о школах-интернатах, о детях, которые живут и одновременно учатся в закрытых…
– Нет, Ива! Я повторял и повторяю: это ваш дом. И не только на словах. Когда вы чуть подрастете, то поймете, почему я так говорю.
Он умолк.
– Я не очень хочу в школу, – наконец произнес Милош.
– Рад, что ты говоришь это так откровенно. Ведь мы условились всегда говорить правду. Кстати, дети, знайте, что я всегда вижу, кто лжет, а кто правдив.
