– Спасибо тебе, Иван Нилович, я через уголь процежу, и будет как спирт, – продолжала фельдшерица.
Иван стал разливать оставшуюся наркомовскую водку, выпивали по очереди из трех стаканов и кружки.
– Ото, крепкая, точно спирт, – весело звучали голоса.
Опять пошли разговоры, был и плач, были споры, проклинали фашистов и спрашивали, когда добьем Гитлера. Потом вспомнили тех, кого уже нет в живых. Подвешенная над столом газовка тускло освещала комнату и восторженные лица людей. У собравшихся был великий праздник: на побывку с фронта прибыл их односельчанин, орденоносец. Разошлись за полночь.
Иван вышел из-за стола и всех благодарил, а, когда подал руку председателю, отец тоже стоял рядом и тихо заговорил с председателем:
– Фома Ильич, может, поможешь конем? Посеять надо огород.
Председатель вздохнул:
– Что-то, Нил, придумаем, не оставим людей в беде. Пусть там быстрее фашистов добивают и возвращаются.
Иван вышел на улицу, недалеко от самолета горели два костра.
– Охраняют. Война научила детей.
– Давай, фронтовик, возвращайся с победой, ждем тебя дома, – председатель пожал еще раз руку и заспешил по делам. Иван стоял с отцом и смотрел в сторону костров. Отец вздохнул и тихо спросил:
– Так ты опять на фронт?
– Нельзя подвести командира полка, обещал быть сегодня к двум часам. Война будет еще долго, силы у немцев еще есть. Да и у наших все больше техники поступает, воевать научились. Надо же эту нечисть добить. Никто ее не добьет, кроме нас… Пойду посмотрю, как там охраняют самолет, – и Иван направился к костру, который был ближе к улице. Не доходя до костра, он услышал детский голос:
– Стой! Кто там идет?
– Это я решил проверить, как вы самолет охраняете, – в тон ответил Иван.
Мальчик шагнул навстречу, приложил руку к кепке и отрапортовал:
– Товарищ старший лейтенант, самолет находится под надежной охраной.
– Ты здесь один?
– Нас двое, возле того костра второй номер Петька Устиньин.
– Вы вдвоем на смене?
– Как прокричит еще раз петух, пойдем будить третью смену. Они там, в шалаше, спят. А петухи в селе недавно появились, когда фрицы здесь стояли, их не было слышно.
– А смены кто у вас определяет?
– Мишка Пивень, он у нас командир. Он смелый и фрицев не боялся. Когда облава была, он двоих так спрятал, что их никто не нашел. А еще в комендантский час полицаи гнались за городским, так он его из-под их носа увел. То был наш человек.
– А где у вас шалаш?
– Здесь, рядом, – и мальчишка указал рукой, где виднелся шалаш.
Иван подошел к шалашу. Сделан он был добротно, вход закрыт материей от плащ-палатки. Иван заглянул внутрь: на соломе, укрывшись шинелями, спало несколько мальчишек. Вот какое оно, детство, и вспомнилось его ночное, печеная картошка и кукуруза. Сладкая то была у Ивана мысль.
Иван прикрыл полог, тихо отошел, достал из кармана сухую галету и протянул мальчику:
– На, погрызи, чтобы не спалось, – и зашагал домой.
Утром в их двор уже никто не заходил, председатель колхоза собирал людей на посевную, планировалось, что за плугом будет Нил. Пусть с сыном побудет, на том и порешили, а за плугом пошел Федос.
Нил с Иваном вычищали из сарая навоз и складывали его возле двери, почти не разговаривали.
– Как-то вывезу понемногу и раскидаю по вечерам, – говорил отец.
Провожали Ивана те же мальчишки, отец с матерью да соседка. На посевной люди. Деревня, скрипя от натуги, горя, скудного пропитания, забот о хлебе насущном, с надеждой и верой продолжала свой жизненный путь. Когда Иван, попрощавшись со всеми, подходил к самолету, строевым шагом к нему направился тот белоголовый мальчуган – Миша Пивень. Лицо его было строго и торжественно, он остановился и приложил руку к кепке. Иван тоже остановился, стал по стойке смирно и приложил руку к фуражке для военного приветствия.
