И укутывается в него полностью.
− Ну, если бы я родился девочкой, как бы ты меня назвала? – Хохочет, изображая девчачью походку. И кокетливо плечиком ведёт.
− Инночка, - улыбаюсь. Треплю его по голове, увлекая к кассам. И за покупки расплачиваюсь.
Когда Демид поймёт, что я его обманула, будет уже поздно. И мы далеко уедем.
Туда, где он нас не найдёт.
По крайней мере, первое время.
Ему придётся дать мне развод. Я выбью из него эту подпись. Потому что мешать себя с грязью не позволю.
И быть на вторых ролях – не для меня.
На душе становится легче. Боль в грудине унимается. На лице расцветает улыбка.
И кровь начинает спокойно течь по венам.
Держу ладошку сына в пальцах, ступая на эскалатор. Замираю, ощущая, как земля уходит из-под ног.
И пульс взрывается набатом где-то в горле.
Внизу, прямо под нами, идёт Острогорский. Ведёт носом, как взявшая след ищейка.
И по сторонам оглядывается с подозрением.
− Мама! – Илюша успевает вскрикнуть. Тычет пальцем в мужской силуэт того, которого он всё это время считал отцом.
А я не спешила его разуверять в этом.
Приседаю, запечатывая ладошкой детский вопль. И пятиться назад начинаю.
Демид реагирует.
Оборачивается вокруг своей оси, задирая голову наверх. И со мной взгляд скрещивает.
Нехороший. Какой-то ледяной. Звериный.
Подхватываю сына на руки, начиная подниматься. Бежать по двигающейся лестнице – сомнительное удовольствие.
Да ещё и люди начинают возмущённо шипеть. Злятся, не спеша пропускать наверх.
Толкнуть норовят.
− Женщина, эскалатор едет вниз! – Зудят на ухо, когда я пытаюсь протолкнуться мимо чужих покупок.
Не реагирую.
Слышу только, как Острогорский пускается вдогонку. И пульс заходится в темпе от паники.
− Олеся! Остановись!
− Мама, там папа! – Илья вертится в моих руках как уж на сковородке. Оглядывается назад.
И мужчине приветливо ладошкой машет.
Я же расталкиваю людей, взбираясь по лестнице.
Она предательски ползёт вниз. Делает меня ближе к Острогорскому, отчего под рёбрами всё сжимается от боли.
Нет, я не могу сдаться так легко!
Сжимаю ладони в кулаки, краснея от натуги. И мимо сумок какой-то бабульки проталкиваюсь.
Она одаривает меня парочкой нелицеприятных выражений. Отодвигает в сторону несколько пакетов. Бурчит вслед, норовя толкнуть.
И это самым немыслимым образом придаёт сил для решающего рывка.
Внутри – кипящая лава, икры ног сводит судорогой. И подошвы словно гореть начинают.
Оказываюсь на самой верхней ступеньке, тяжело дыша.
И вперёд бежать начинаю.
Понимаю, что пока мы в Торговом Центре, Острогорский ничего мне не сделает. Побоится людей.
А ещё внимание прессы не захочет привлекать.
− Милый, нам нельзя встречаться с папой! – Крепко прижимаю к себе мальчика.
Пакеты с покупками оттягивают руки. Выбросить бы, но нельзя. В них – моё спасение.
Устала, просто сил нет. Хочется присесть на одну из лавочек, перевести дух.
Но мне кажется, что я слышу влажное дыхание Демида. И его аромат снова въедается под кожу, связывая меня по рукам и ногам.
Конечности словно ватные. Отказываются повиноваться, двигаясь со скрипом. И каждый шаг даётся с трудом.
Перед глазами – разноцветные мушки.
− Почему? – в глазах ребёнка недоумение.
Как ему объяснить то, что Острогорский смертельно меня обидел – не понимаю. А ещё просто боюсь замедлиться хоть на секунду.
Выдыхаю, всматриваясь в зелёные глаза сына. И вымученную улыбку на губах растягиваю.
− Потому что…
− А вот и я! – Сильные руки защёлкиваются на моей талии. Прижимают к стальному телу, выбивая воздух из лёгких.
