Трепыхаюсь.
Слёзы брызгают из глаз от безысходности. И руки судорогой сводит.
Пакеты с покупками летят вниз. Шлёпаются на грязный пол магазина, поднимая вверх малейшие крупицы пыли.
И моя надежда разлетается вдребезги.
− Отпусти… - Шиплю, пытаясь вывернуться из мужской хватки.
Не выходит. Демид сильнее меня, выше, ловчее.
Он просто перехватывает второй рукой мальчика, отдирая его от меня. И к себе прижимает.
Смотрит на меня с явным превосходством.
− Хочешь уйти? – Бросает брезгливо. – Вперёд, только Илья останется со мной.
− Ты… Ты… Не посмеешь… - Захлёбываюсь.
Краснею от натуги, а ещё замечаю косые взгляды прохожих. Пожилых женщин, в основном. Они направлены на меня. Укоризненные, злые.
Как будто такой примерный отец лишает мать-кукушку родительских прав. Остаётся в одиночестве растить сына. И отпускает на все четыре стороны.
Прямо душещипательная ситуация в стиле их любимых передач по телевизору. Где можно косточки героям перемыть.
− Ещё как посмею! – Демид запальчиво лыбится. Поджимает губы, смотря на меня как на нищенку.
А ещё хмыкает довольно.
Замечает, как с моего лица схлынивают краски. Чувствует, что победил.
И в предвкушении руки потирает.
− Илья носит мою фамилию. И считает меня своим отцом. Так что я вправе растить его. – Пожимает плечами.
Прижимает моего сына к себе, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.
И удаляться начинает.
− Нет! – Выдыхаю, переходя на бег.
Догоняю Демида, хватая его за рукав пальто. И к себе разворачиваю.
− Зачем тебе мальчик? – Заглядываю в лицо.
Вижу там только лёд и безразличие. Как будто манекен за руку держу.
Понимаю, что Острогорскому просто нравится меня мучить. А ещё он умело находит все точки, на которые нужно надавить.
И противодействовать ему не получается.
− Потому что ты – ужасная мать, Олеся! – Приподнимает кончики губ в намёке на улыбку.
В его голосе – сталь. Меня же трясёт.
− Это не так, и ты прекрасно об этом знаешь!
− Ты сбежала ночью из дома, с ребёнком на руках. С каким-то мужиком! Даже детские вещи не взяла! – Речь Острогорского выстраивается в плавный ряд мыслей, и я понимаю, что он уже всё обдумал. – Любой судья возмутится таким аморальным поведением!
− Я ушла, потому что ты меня растоптал! – Взвиваюсь.
Начинаю кричать, подскакивая к мужу. И кулачками по его спине стучать начинаю.
− Тебе не нужна ни я, ни Илюша! И я понимаю, почему ты никак не хочешь нас отпустить! – Шиплю разъярённой кошкой.
− Выбирай. – Демид перехватывает меня за руку. Притягивает к себе, обдувая лицо ароматом мятной жвачки.
Губы крепко сжаты. На лице – ни кровинки.
− Или мы возвращаемся домой и живём как раньше, или я лишаю тебя сына.
− Я… - Дрожу как осенний лист. И слёзы, застрявшие в горле противным комком, начинают струиться по щекам. – Иду с тобой.
− Чудесно! – Он не сомневался ни секунды в моём ответе. И чувство отчаяния просто затапливает с головой. – Постойте у колонны, я только кофе в автомате куплю. Голова разболелась из-за твоей выходки.
Смотрит с укоризной, ставя Илюшу на пол.
Он подходит ко мне. Прижимается к ногам, обхватывая их своими ручонками.
А ещё в глаза трогательно заглядывает. Ему так непривычно видеть, как мы с супругом ссоримся. А ещё он устал и напуган.
− Мама, почему папа злится? – Спрашивает, шмыгая носиком. И на Демида косится с каким-то недоверием. – Он нас не любит больше?
− Не любит. – Признаюсь честно. Хочу добавить что-то ещё, но ловлю на себе молниеносный опасный взгляд.
