Значит, я зря плохо думала на тётушку. И надо было с самого начала обратиться к ней.
– Конечно! – Она уверенно кивает. – Зачем тебе нужен этот кобель? Да и общих детей у вас всё равно нет. Илюха - то ему чужой совсем…
– Да… - Опускаю глаза в стол.
– Это ты хотела отца своему сыну найти, да кому надо это, с чужим ребёнком возиться? Вот он своего на стороне и заделал, раз ты сама не сдюжила!
– Я пыталась…
– Плохо пыталась! – Лидия Дмитриевна каркает. – Максу-то своему сразу ноги раздвинула! А он взял, да и помер!
Видит, что я дёргаюсь от этой фразы, как от оплеухи. Осекается. Понимает, что переборщила.
И блюдо с блинами ближе подталкивает.
У меня же во рту пересыхает. Пытаюсь ответить хоть что-то, но звук не идёт.
И перед глазами разноцветные мушки.
Не понимаю, за что она так со мной. Ведь знает, как я любила Максима. И как плакала на похоронах, кидаясь к гробу.
Гнобила себя за то, что слишком поздно узнала о беременности.
И ему не успела сообщить.
– Ладно, чего уж там. – Тётя взмахивает рукой. - Измену Острогорского терпеть нельзя, ты ж к нему с распростёртой душой…
Улыбается как-то криво. И на часы смотрит.
– Наелась? Тогда иди спать. Ляжешь с Илюхой, а я уж на диване посплю.
На негнущихся ногах иду в спальню. Машинально раздеваюсь. Юркаю под одеяло, обнимая сына. И к шорохам в гостиной прислушиваюсь.
Понимаю, что тётя тоже ложится. И выдыхаю спокойно.
Завтра. Я подумаю о том, что делать дальше.
Нужно связаться с юристом. Потребовать у Острогорского развода и найти съёмное жильё.
И пусть только кто-нибудь попробует мне помешать…
Дёргаюсь от странного стука и тихого щелчка.
Разлепляю веки, всматриваясь в интерьер тётиной спальни. Дышу часто-часто, оглядываясь по сторонам.
И на постели сажусь.
Замечаю, что утренний свет уже заливает спальню. На допотопном будильнике – шесть утра.
Не знаю, что меня разбудило так рано. И ноги свешиваю с кровати, собираясь посмотреть, что творится в квартире.
Дойти до створки не успеваю. Она распахивается прямо перед моим лицом.
И крик застревает в горле.
– Доброе утро, любимая…
– Демид? – Шарахаюсь к стене, испуганно дыша.
Надеюсь, что это лишь сон, но Острогорский слишком реален. Он вырастает рядом со мной как огромная скала.
И запястье перехватывает.
– Какая нехорошая жена! – Выплёвывает, искривляя свои красивые губы, которые ещё сутки назад шептали мне только нежности.
И дёргает со всей силы.
Я падаю на колени. Проезжаю по дощатому полу обнажённой кожей.
И слёзы брызгают из глаз от боли и бессилия.
Замечаю, как позади моего мужа маячит тётя. Кутается в свой махровый халат, радуясь моему падению.
В глазах – довольные огоньки. На губах – издевательская ухмылка.
– Что, племянница, доброе утро? – Хохочет, потирая пухлые руки.
И я замечаю в её пальцах деньги. Стопку банкнот.
Много. Очень много.
Как выкуп за моё местонахождение.
– За что? – Только и успеваю выдохнуть.
Не верю, что она продала меня Острогорскому как товар. А ещё стараюсь подняться.
– Жена должна быть рядом с мужем! – Она каркает. – И нечего тут из себя обиженную корчить! Подумаешь, налево мужик сходил, эка невидаль!
Поднимаюсь. Ноги дрожат. Колени словно ватные.
Вижу, как Демид уже одевает моего сына. И на руки его подхватывает.
– Нет! Прошу! Остановись! – Подлетаю ближе.
Начинаю колотить по его груди кулаками, но мужчина не реагирует. Просто поджимает губы, кивая на дверь.
– Быстро идём домой.
– Я не хочу с тобой жить! – Кричу, не заботясь о том, что нас могут услышать соседи. И дрожащими руками напяливаю джинсы. – Я требую развода!
