— Что у вас случилось?
— Машина поломалась. Да не знаю, где точно... На пересечении сорок пятого и седьмого шоссе.
— Ждите, будут через полчаса... — женщина, не церемонясь, зевнула, потом на секунду задумалась и выдала: — А может, и через час. Все аварийки в разъездах, вообще-то.
— Всё слышал? — Альберт глянул на вконец осоловевшего приятеля. — Через час нам с тобой только труповозка понадобится...
Роджер пьяно мотнул головой и уставился в окно, на заснеженное поле.
«Эх, если бы ты так не надрался...», — с сожалением подумал Альберт. Надо было оставить его у себя. Переспал бы на надувном матрасе до утра — какие ему, пьяному вдрызг, нужны сейчас удобства? Плед да подушки...
Роджер громко икнул и затряс головой. Альберт поёжился — пальцы начали замерзать даже в перчатках, а прошло всего-то минут пять. Нет, оставаться им тут нельзя. Надо идти. Ничего, не сахарные, тут всего двадцать минут вдоль дороги.
Альберт опять глянул на навигатор.
— Может, пойдём наискосок, через поле? Минут пять срежем?
Роджер остервенело затряс головой.
— Альберт, никогда.... — он громко икнул и захихикал, как идиот, — никогда не пересекай это поле... Иначе, — последовал странный звук, похожий на хрюканье, — отец нас вы-выыпорет...
— С-смотри, — он ткнул пальцем в стекло, — видишь, там танцуют белые тени?
— О, а мы, по ходу, допились, — негромко произнёс Альберт.
Ещё с минуту он колебался, но увидев, как приятель кулем осел на сиденье, явно намереваясь опять уснуть, решительно вышел из машины, обогнул её и открыл пассажирскую дверь.
— Давай, дружище, хрен знает, будут они здесь через полчаса или час, или вообще будут ли. Дотопаем до твоего дома. На свежем воздухе тебе станет полегче.
Поток холодного воздуха и в самом деле немного привёл Роджера в чувство. Опираясь на протянутую руку, он с трудом вылез из машины. Пошатываясь, встал на обочине, и его опять разобрал нехороший пьяный смех. Он ткнул пальцем куда-то во мглу.
— Мы в это верили, Альберт... Я и м-моя сестра. Закрывали н-наглухо шторы по ночам в доме, чтобы они не заглядывали в окна и не стучали, и не пели. Отец так и сказал: «Будете туда бегать, — выпорю!». Чушь... какая... Ты видишь, чтобы они там... т-танцевали?
Альберту на секунду стало не по себе, но он вгляделся в темноту.
— Вот и я не вижу, — почти разочарованно выдохнул Роджер. — Окей, п-пшли, приятель. Только не через поле, ладно? П-по дороге...
Он порылся в кармане, достал ключи, тут же уронил их на дорогу и поплёлся, пошатываясь и бубня что-то под нос. Альберту ничего не оставалось, как выхватить их из рыхлого снега.
— Она т-так смот...морела на меня, — язык у Роджера заплетался всё сильнее. — Т-ты знаешь, что я её добьюсь?
— Кого? — спросил Альберт, но сразу же догадался. Лину. «Ли-на» — сладкое имя, говоришь и словно перекатываешь языком медовый леденец.
Роджер, казалось, продолжил его мысль:
— Какая она, а?.. — и растопырив пальцы, изобразил в воздухе контуры гитары.
— Не про твою честь, мешок ты с подгнившей картошкой, — Альберт похлопал его по упитанной спине. — Поторапливайся, а то отморозим яйца, и жизнь наша на том закончится.
Шли они всё же медленно. Альберт, уже порядком продрогший, поневоле приноравливался к шагам приятеля. Вскоре, свернув с шоссе, он увидел вдалеке освещённую веранду большого дома. Тёплый свет влёк к себе, обещая спокойный вечер в домашнем уюте.
Дверь им открыла мать Роджера: она сдержанно поблагодарила Альберта, выслушала про машину и предложила ему одну из гостевых комнат на втором этаже. Потом женщина принялась тихо распекать сына, но тот ее не слушал: почти сразу завалился на диван в гостинной и захрапел.
