– Господин Гром, я прошу прощения! Знаю, что любопытство не является извинением для моего проступка, но я правда сожалею и…
– Эффимия, это все бесполезно, – сурово сказал он, нахмурившись, и я похолодела. Он не звал меня полным именем с самого первого дня, я всегда была Фимкой. И вот теперь… – Ты нарушила одно из главных правил, которые я установил. Их было всего три, и ты согласилась с ними.
– Я… пожалуйста, учитель, не выгоняйте меня! – с жаром заговорила я. – Я готова понести любое наказание, хотите, я забор построю из камней? Хотите, готовить всегда я буду? Я готова заниматься вдвое… втрое больше обычного. Только пожалуйста, не выгоняйте!
Он вскинул руку, прерывая мою пламенную речь. Молча встал и направился в печи, в которой уже давно выкипала вода чайнике. Он взял в руку нож – самый тупой, который был у нас в хозяйстве – сжал его так, что костяшки побелели, а потом кинул его, всадив в стену ровно посередине между дверью и кладкой печи.
Я вздрогнула, не зная, как реагировать.
Он медленно повернулся ко мне и тяжелым взглядом пришпилил к стулу.
– Эффимия, каждый раз, когда я буду тобой недоволен, я стану передвигать этот нож на палец ближе к двери. И под «недоволен» я подразумеваю и недостаток твоих стараний в занятиях, и любую провинность вообще. Как только нож достигает дверного полотна, ты без разговоров собираешь вещи и уходишь. Мне все равно куда. Но мне на глаза больше показываться ты не посмеешь. Это понятно?
Я кивнула, тяжело сглотнув. Внутри еще трепыхалось беспокойство, но огромное облегчение уже грозило вылиться слезами. Оно копилось под веками и заставляло дрожать конечности.
– Тогда отправляйся к себе и ложись спать, завтра тебе предстоит учиться втрое больше, как ты и предложила.
Я снова кивнула, зажмурилась на мгновение от собственной наглости и выпалила:
– А если вы будете мной довольны, мы будем нож передвигать ближе к печи?
Гром крякнул, не ожидая ничего подобного, и внимательно на меня поглядел. Его взгляд, казалось, разбирал меня на части, перетряхивал каждую из обнаруженных деталей и заносил в какой-то одному ему ведомый каталог.
– Почему бы и нет? – в конце концов сказал Басбарри Гром.
В середине зимы я познакомилась с соколом. Ну как познакомилась – он стал часто попадаться мне на глаза. Крупный, рябой, с желтым у основания клювом и такими же желтыми глазами.
Он то летал рядом, когда я карабкалась на какую-нибудь из скал. То сидел и издали наблюдал за моими ежедневными занятиями. Правда, выбирал для созерцания обычные хозяйственные дела: расчистку двора от снега, раскладывание дров в поленницу или розжиг уличной печи для копчения мяса. Все магические практики птицу не интересовали. Возможно, он их побаивался.
Однажды он изрядно меня напугал. Время от времени я позволяла себе летать. Непривычные к такой работе крылья слушались плохо, и я не всегда попадала, куда хотела. Но все равно исправно тренировалась. Во время одного полета, когда мне хотелось ровно проскользить вдоль одной из косых скал, сокол вынырнул из-под ног, буквально чиркнув своим крылом по моему животу. От неожиданности я потеряла концентрацию и чуть не рухнула на острые камни внизу. Едва успела затормозить и ухватиться за скальный карниз.
Коснувшись ногами земли я от души послала вслед нахальной птице отборнейшую брань. Мой опыт дворянки не дал мне подобного навыка. Все слова были мной либо подслушаны у учителя, либо в городе, куда я ходила за продуктами. Возможно, у меня вышло очень лихо или сработал какой-то неизвестный фактор, но с той поры я стала видеть птицу почти ежедневно.
