Преемница - страница 33

Следующее утро началось с уже привычной уборки. На этот раз хозяйке дома во что бы то ни стало приспичило привести в порядок подвал. Во всем должна была быть система, считала Сара, все аккуратно сложено, подписано. Они разбирали скарб и решали: если эти вещи еще могли сослужить службу, то отправлялись на полки с аккуратно выведенными надписями, если нет – их ждала учесть переезда в самый дальний угол подвала, ожидая лучших времен. Миссис Митчелл обнаружила в одной из коробок крышки для банок разных размеров и цветов.

– А я их везде искала, – прошептала она и обрадованная своей находке отправилась на кухню вместе с крышками.

Николь продолжила разбирать забытый хлам. Обнаружив пачку старых фотографий, не нашедших места в альбоме, она уселась на деревянный ящик, с удовольствием разглядывая семейный архив. Вот здесь Аманде лет пять, ее с легкостью можно было узнать – та же улыбка, те же глаза. С другой фотографии смотрели молодые и счастливые мистер и миссис Митчелл, стоявшие у красивейшего небольшого пруда с многочисленными цветами. «Неужели это Чертово озеро?» – удивилась Ника. Не верилось, что прекрасный пейзаж с яркими цветами и утопающими в зелени деревьями и мертвые берега одно и тоже место. Со следующей фотографии на нее смотрели три мальчугана.

– Джейсон такой взрослый здесь, – задумчиво произнесла вернувшаяся миссис Митчелл, – а ему всего-то десять лет.

Ника внимательно смотрела на мальчика. Казалось, что даже сейчас на фотографии он уводит глаза в сторону, лишь бы только не встречаться с ней взглядом. Сколько Николь помнила, он всегда избегал ее. Даже тогда, в тот день, когда впервые пересек порог их маленькой квартиры в Петербурге. Нику смущал вопрос: как этот американец приехал в далекую Россию, не зная языка и страны, направился именно в тот самый город, где жила она с мамой?

Уже потом, узнав происхождение своей семьи, она поняла почему все ее родные так хорошо знали английский, хотя тогда, в детстве, это было таким естественным. «Забавно, – подумала Николь, – в России мама говорила со мной на английском, а здесь – на русском».

А тогда Анна, открыв дверь незнакомому человеку, согласилась уехать с ним, оставляя старенькую бабушку совсем одну.

Николь плохо помнила детство, проведенное в России, воспоминания всплывали невнятными обрывками: добрые руки бабушки, ее любящие глаза, высокие белые двери в их квартире и большой красивый дом с куполом, видневшийся из окна. Еще помнила, как по ночам кто-то робко стучал в дверь, а потом вошедшие со всхлипыванием что-то рассказывали, прося бабушку о чем-то. Она всегда уходила после таких визитов, возвращаясь лишь к утру бледная и уставшая. Ника вспоминала, как обнимала ее голову тогда, ласкала детскими ручками лицо бабушки, а та улыбалась и говорила, что теперь ей гораздо легче.

А вот своего отца девушка не помнила вовсе. Не знала кто он и куда исчез. Не было ни единой фотографии, ни вещи, ничего. Только однажды Николь спросила о нем у матери. Та молча увела глаза в сторону, пряча выступившие слезы. Тогда стало ясно – мама до сих пор любит его.

Анна ценила мужа, уважала его, но не любила, живя с ним, словно повинуясь чужой воли. Ника помнила, как вечерами мать нарочно задерживалась на первом этаже их большого дома, ища себе занятие как причину не подниматься в супружескую спальню. Даже тогда маленькой девочке было ясно, что мама ищет предлог, ждет, когда ее муж уснет. Только тогда она сможет спокойно отдохнуть, прячась в отдельное одеяло, закутавшись в него так плотно, что, проснувшись утром, нужно было изрядно потрудиться, избавляясь от одеяльного убежища.