В любом случае значительная часть вины, несомненно, лежала на Клеммонсе. Более того, Растмур и сам чувствовал себя не очень уютно рядом с этим мужчиной, особенно смущали его бегающие глаза, опушенные невероятно длинными ресницами. И его ужасные усы тоже были весьма странными. Манерность Клеммонса была столь вызывающей, что встревожила бы даже самого завзятого лондонского денди. А предупреждающие взгляды, которые он бросал на Софи, просто кричали о том, что дело нечисто. Не важно, принадлежала идея самой Софи или нет, но она, очевидно, знала о плане и пыталась справиться с угрызениями совести.
– Так что же, господин Клеммонс, привело вас в Уорикшир? – спросил Линдли, едва они сели за стол.
Клеммонс заколебался, прежде чем ответить:
– Ничего особенного, сэр. Мы оказались здесь проездом.
– Ах вот как? Так вы не направляетесь к семье миссис Клеммонс, чтобы нанести им визит? – поинтересовался Растмур.
Клеммонс нахмурился, но Софи в ответ испуганно вздохнула. Вздохнула? Так значит, миссис Клеммонс не предполагает, что кто-то знает об этом? Что ж, теперь ей известно, что у Растмура имеются кое-какие сведения.
– Я не знал, дорогая, что твоя семья живет в Уорикшире, – поспешно произнес Клеммонс.
Софи опустила глаза.
– Больше не живет. Когда-то моя бабушка прежде жила неподалеку отсюда, но она умерла. А сейчас у меня нет семьи…
– Бабушка? – В голосе молодого человека прозвучало не слишком правдоподобное сочувствие. – Сожалею. Я не знал об этом.
– Все в порядке, – мило ответила Софи. – Ты не мог знать.
Черт побери, это просто парочка гастролирующих лжецов! Хотя с чего бы удивляться? Линдли говорил, что Клеммонс – актер; должно быть, он уже обучил этому ремеслу свою женушку. Что ж, пришла пора разгадать их шараду.
Растмур откашлялся.
– Где же вы жили, миссис Клеммонс, с тех пор, как ваша бабушка скончалась?
У Софи хватило такта напустить на себя смущенный вид. Казалось, она мысленно прикидывала, что именно может быть известно Растмуру о ее прошлом, прежде чем сочинить правдоподобный ответ. Мистер Клеммонс, казалось, нервничал все больше. Ее муж, этот хрупкий мужчина, будто отчаялся придумать что-нибудь, поскольку его фантазия иссякла. Глупец, он был недостаточно находчив. Что ж, Растмуру будет приятно помочь им обоим раскрыть правду о жизни Софи.
Он не смог сдержать улыбки:
– Вы провели последние четыре года в борделе мадам Эудоры или работали где-нибудь еще?
Софи удивленно приподняла брови, у Клеммонса же просто отвисла челюсть. Растмур почти поверил, что ему мало что известно о прошлом Софи, хотя нелегко было представить, где еще мог такой расчетливый и женоподобный мужчина найти себе жену, как не в борделе.
– Бордель? – прошипел Клеммонс.
Софи вскочила и принялась пятиться, но лишь загнала саму себя в угол. Страх на ее личике нельзя было списать на актерскую игру.
– Это не ваше дело! – бросила она. – Я больше не в борделе, и я не пойду с… ни с кем из вас!
Теперь в ярости вскочил господин Клеммонс и обернулся к Линдли и Растмуру.
– Оставьте ее! – потребовал он высоким, визгливым голосом. – Разве не довольно она пережила из-за таких, как вы? Держите свои грязные мысли и недостойные обвинения при себе!
Растмур никогда прежде не имел дела с мужчиной в истерике, но сейчас, очевидно, видел перед собой одного из них. Если бы Клеммонс не был таким хрупким и таким… хм-м… милашкой, сейчас он мог бы показаться почти пугающим. Впрочем, его пыл был достаточно убедительным. Он, очевидно, не одобрял подобных разговоров о своей жене.
