На репетициях Александр Александрович вместе с ребятами придумывал, как лучше изобразить звук моря, прилива и отлива, как сделать так, чтобы каждый раз море было разным. Перебирались все гласные и согласные, пробовали все шипящие, чтобы добиться верного впечатления и остановились на двух звуках «у» и «ш». Только «ш» тянули протяжно и ударение делали попеременно, в зависимости от характера моря в данной картине. Александр Александрович требовал точного ритма даже в «у-ш-ш» и требовал разной тональности.
Помню, сколько раз нам попадало от воспитательниц в общежитии студии. После того, как нас укладывали спать, воспитательница стояла в дверях до тех пор, пока не наступала абсолютная тишина. Но бывало и так: когда она удалялась, кто-нибудь вдруг произносил «у-ш-ш», и все, вначале потихоньку, начинали повторять «у-ш– ш», а потом, придя в восторг от того, что выходит лучше, чем на репетиции, шипели уже вовсю, изображая бушующее море. Воспитательница всегда появлялась неожиданно для ребят и, к великому огорчению молодых артистов, море обрывало свою песнь. Конечно, на следующий день Брянцев знал уже о наших ночных репетициях, но он не бранил нас, нет, он просто, как взрослым, объяснял, что человек от малого количества сна теряет голос, делается вялым и некрасивым. Последний аргумент был самым веским для девочек, так как все мечтали быть актрисами и, конечно, не хотели терять привлекательность раньше времени.
Ребята много и упорно трудились на занятиях пластикой и ритмикой с преподавательницей и директором студии Еленой Николаевной Горловой. Она должна была подготовить ребят для репетиций с Брянцевым: как изображать пластически море, природу вокруг землянки, избы и терема, чтобы движения были не только пластичны, но и выразительны. Все участники спектакля были одеты в греческие туники голубого цвета из лёгкого материала, препоясанные на бёдрах. Особенно туника была гармонична на тех детях, которые изображали море. Дети выбегали с широкими лентами, становясь по росту (маленькие впереди) и под музыку подбрасывали ленты и шевелили ими, изображая то тихое, то волнующееся море. Делалось это по точному рисунку и в точном ритме. На время действия старухи и старика «море» разбегалось по сторонам, и ребята, вставая в различные позы, изображали уже природу, окружающую то землянку, то избу и, наконец, терем. Как красиво было смотреть, когда ребята, изображая бушующее море, взлетали вверх, и их лёгкие туники, гармонично взмывая, создавали ещё большее впечатление, так как сливались с движениями тел и лент.
А как много работал Александр Александрович и как терпеливо, когда надо было соединить движение со словом, ведь море было живое, оно говорило! Это был своего рода хор.
Хор-море, хор-природа всё время были включены в действие. Когда ребята изображали море или, становясь в определённые позы, изображали деревья, они должны были не только мимикой и движением тела выражать своё отношение к данному событию в спектакле, но иногда, для подчёркивания того или иного состояния персонажа – повторять его текст.
Как умело и тонко надо было включаться после старика, старухи или рыбки. Выключаться из действия нельзя было никому ни на секунду. Какая это была замечательная школа! Как пригодилась она многим из нас, когда мы были уже профессиональными актёрами!
Как я уже говорила, все ребята в спектакле были одеты в туники, но какая-то деталь отличала каждое действующее лицо. Например, у старухи был платок, который надевался по-разному, по мере того, как она богатела: вначале это был платочек, потом повойник, потом кика, или кокошник и, наконец, платок становился короной. У старика менялась борода, в конце действия она седела. Рыбка же только двигалась. Но её пластика давала абсолютное ощущение плавающей морской царевны.
