* * *
Герцогиня Анна лишь подтвердила тревоги графини, частенько жалуясь на проделки сына. Как правило, это случалось в часы отдыха после ужина, когда женщины оставались вдвоем и могли сплетничать сколько угодно. Элен спрашивала что-нибудь о Луи, желая узнать побольше, а слышала жалобы.
– Ах, Элен, дорогая, вы представить себе не можете, что такое мальчик. Я никогда не знала с ним покоя. Когда он был крошкой, я думала, что вот подрастет и будет легче. Какая я была наивная! Подрос, и что? Куда он только не залезал. С крыши его снимали, из погреба вытаскивали. Еле отучили кататься по перилам. А два года назад сбежал совсем. До сих пор удивляюсь, как мы его нашли.
– Луи убегал из дома? – удивилась Элен.
– А вы не верите? Франсуа перехватил его в Гавре. Луи собирался в Англию, хотел пересечь Ла-Манш. Вот вы смеетесь, а нам не до смеха было. А если бы ему пришла фантазия отправиться в Новый Свет?
– Отчего же именно в Англию? – удивилась Элен.
– Хотел побывать на родине Шекспира… во всяком случае, он так сказал.
Графиня посерьезнела и многозначительно кивнула.
– Теперь еще забота: на девиц заглядываться стал, – продолжала жаловаться герцогиня.
Элен улыбалась.
– Пора уж заглядываться. Ему шестнадцать, Анна. Давно пора заглядываться.
– Думаете, я не понимаю? Все я знаю. Знаю, что проморгала. Мальчик мой уж лишился невинности, вижу, не слепая. Да разве уследишь? И на девиц все смотрит. Элен, видели бы вы, как смотрит. Бог мой, неужели это мой сын? Бывает, и дома не ночует. Уж ругали его, наказывали, а будет ли толк? Одним словом, чем быстрее женим его, тем лучше.
Элен сомнительно хмыкнула, а герцогиня все вздыхала:
– А в последнее время совсем замучились. Франсуа говорит, что это пройдет через год-два. А я и не знаю, что думать. Луи нас не слушает; раньше, бывало, что ему скажешь, он делает, а теперь все по-своему норовит. Свои у него интересы, мы, видите ли, не понимаем. А чего не понимаем? Тоже молодыми были. Все друзья-приятели, вместе развлекаются. А я боюсь. Он иногда подвыпивший приходит.
– Франсуа прав: это пройдет, – заверила графиня.
– Хорошо, если так.
– А вот женщины – другое дело.
– Не пугайте меня.
– Я не пугаю. Но Анна, дорогая, разве вы не видите, что у вас под носом творится?
– А что такое? – испугалась герцогиня.
– Как это что? Вы даже не замечаете, какими взглядами обмениваются Луи и горничная Мари?
– Мари? – Анна посмотрела графине в лицо. – Мари. Ах, да, новенькая.
– Тем более. Давно вы ее наняли?
– Да пару месяцев… Луи же ее и привел.
– Я вам удивляюсь, – Элен всплеснула руками.
– Думаете, у них что-то серьезное?
– А по-вашему, Анна, Луи просто так на нее с утра до вечера пялится? А ее глазки вы видели? Девица еще не умеет скрывать своих чувств. У нее же все на лице написано, все, понимаете?
– Ах, право, я не знаю. Этого еще не хватало, да накануне свадьбы. Но самое страшное, Элен, – она беспомощно посмотрела на графиню, – я не могу поверить… не могу поверить, не хочу думать, что мой сын склонен чрезмерно увлекаться.
– Что в этом дурного? – графиня пожала плечами. – Большинство мужчин таковы.
– Меня не волнует большинство. Меня волнует мой сын, мой мальчик.
Но что бы Анна ни говорила, ослепленная материнской любовью, она все же недооценивала способностей своего ненаглядного Лулу, не видела, что пружина вот-вот распрямится и необузданная энергия хлынет через край; тогда не помогут ни воспитатели, ни авторитеты. Одно хорошо: Луи не занимать здравомыслия и практического чутья. Может быть, это да еще восприимчивая к красоте душа станут его поводырями в мире ошибок и пороков?
