– Великая победа! – громко произнес Клавдий Помпеян, поднимая кубок. – Какие были времена!
– Вот как раз Марциал написал на подобную тему! – сказал Валериан, пошуршал свитками, нашел нужный и продекламировал:
– В Тибур прохладный идя, где встают Геркулеса твердыни,
Там, где Альбулы ключ серою дымной кипит,
Рощу священную Муз на любезном им сельском участке,
Там у четвертого ты видишь от Рима столба.
Летом здесь тень доставлял незатейливо сделанный портик
Ах, несказанного зла портик едва не свершил!
Рухнул он, вдруг развалясь, когда под громадою этой
Ехал, отправясь гулять, Регул на паре коней.
Наших, сомнения нет, побоялась жалоб Фортуна:
Негодования взрыв был не под силу бы ей.
Ныне ж на пользу ущерб; опасность сама драгоценна:
Целой бы не доказать крыше богов бытия.
– Ты сравниваешь судьбоносные для Рима битвы с персонажами эпиграмм, Валериан? – возмутился Клавдий Помпеян. – Думаешь, легионеры возроптали бы на богов, если бы им пришлось умереть?
– Марциал писал свои эпиграммы не про конкретный случай, их смысл применим ко многим подобным ситуациям, сенатор! – возразил грамматик. – Ты что, незнаком с творчеством Марциала?
– Не пытайся меня поддеть, Валериан! – возразил Помпеян, приподнимаясь на ложе и кряхтя от боли в суставах. – Я хоть и не ученый, но книги читал всегда и римских авторов знаю почти всех. Но в нашем разговоре твой пример из Марциала совсем неуместен. Ты невоенный человек и потому не можешь понять…
– Что не могу понять? Что нами управляет не случай, а боги?
– Предлагаю не спорить! – миролюбиво предложил Пертинакс. – Валериан, умерь свой пыл. Отстаивая свое безбожие, ты становишься совсем как иудейский фанатик, который доказывает всем, что бог есть только у иудеев.
– Я никогда не был фанатиком, император! – проговорил грамматик, тоскливо глядя на опустевший золотой кувшин.
Пертинакс понял его взгляд и позвал раба, чтобы тот принес новый кувшин, но теперь с горячим вином, приправленным специями и медом.
– Что-то разговор у нас какой-то стариковский, только прошлое вспоминаем, – сказал Валериан Гемелл.
– А ты что, молод? – буркнул Помпеян.
– Я не думаю о возрасте.
– Хорошо не думать, когда ничего не болит, – горестно покачал головой сенатор. – И когда ты знаешь, что еще послужишь Риму, что ты еще ему нужен. Ты не думай, я вот тоже помню из Марциала: «радости долго не ждут, но, убегая, летят, крепче их прижимай руками обеими к сердцу, ведь из объятий порой выскользнуть могут они!». Мои победы при Марке Аврелии и есть все мои радости, о них я все время вспоминаю, чтобы не разочароваться в себе, старой развалине.
– Но в этом же стихе, сенатор, Марциал продолжает: «Жизнью завтрашней жить – поздно. Сегодня живи!»
– Валериан прав, – сказал Пертинакс. – Слова Марциала верны. Рано отчаиваться и считать себя ненужным, мой добрый друг Помпеян. Ты нужен мне, ты нужен Риму. Твои советы помогли принять мне верные решения, о них я на днях объявлю сенату.
Клавдий Помпеян слабо усмехнулся и отпил горячее вино, принесенное рабом.
Пертинакс, обратился к своей еде, выбирая из мяса грибы и съедая их отдельно. Валериан с усмешкой посмотрел на него, покопался в листках книги, но потом отложил их и прочитал по памяти:
– Прости меня, император, но уж очень четко сейчас ложатся к случаю строки Марциала. Ты только не подумай дурного.
