Презумпция лжи - страница 19

Настоятели этой милейшей семинарии в прекрасном уголке Канады, как ни странно, несколько переборщили: первый полный список запрещённых книг, официально названный Ватиканом «Индекс», был издан гораздо позже Никейского собора – в 1559 г. Хотя, действительно, труд и мысль Ария на Никейском соборе запретили навсегда, и дальше ещё много что запрещали по ходу столетий, неутомимо и по всем направлениям. (В XIII веке, например, запретили под страхом мучительной кары – не духовной, а вполне физической – даже текст Священного писания иметь; всем, кроме священников. И даже им это право оставили лишь со многими запретительными оговорками. Скажем, текст на любом языке, кроме латыни, подлежал немедленному уничтожению, а при некоторых отягчающих обстоятельствах – и его хозяин тоже, не говоря уж об авторе.)[11]

И ещё уточнение: церковные спецхраны отнюдь не только в этой канадской семинарии называли l’Enfer, а во всех франкоговорящих католических учебных заведениях – вплоть до середины прошлого (ХХ) века. И значение это по сей день фигурирует под номером вторым в статье, посвящённой слову l'Enfer, в главном французском энциклопедическом словаре.

НУ вот. После всех вступительных рассказов и пояснений можно, наконец, и показать, сколько сразу заблуждений в переводе становятся возможны, если не знать как следует историю про макиавеллизм в частности и про (не)простые стереотипы вообще. Только предварительно напомню: Люцифер это, во-первых, Светоносный или Утренняя звезда, во-вторых, Дьявол, в-третьих, в нескольких местах в Писании – Иисус Христос, и в-четвёртых – античный бог света и знания и у римлян, и у греков (Фосфор).

И во́т теперь коротенькая фраза для перевода; имеется в виду, что приглашаю всех общими усилиями попробовать её перевести с русского на русский, причём обязательно держа в уме всё-всё вышесказанное:

Надеюсь, что хватило мне сил и умения, и что читатель теперь легко со мной согласится: в нашем современном языке каждое из этих трёх слов – Макиавелли, Люцифер, Ад – стереотип; и у каждого из них есть свой очень значимый второй – мироощущенческий – уровень восприятия.

И вот что из-за этого получается.

Если бы прозвучала эта фраза из уст кардинала Поула, и если бы были мы его убеждёнными сподвижниками, то перевели бы мы её – то есть поняли – как:

«Никколо́ Макиавелли – это исчадие Ада (христианского)».

А если бы так сам о себе Макиавелли сказал, то получилось бы у нас, его поклонников, скорее всего, с едва заметной хитрованской улыбкой:

«Я как Утренняя звезда в Гадесе (языческом Аду)».

Если бы только была такая возможность, и существовал бы сегодня по-прежнему интеллектуал-арианин, или богомил, или Добрый Человек альбигоец – то есть последователь того самого, уже почти две тысячи лет в церковной анафеме пребывающего Арии, то вполне могло бы зазвучать и вот это: