Его разбудило ощущение, что он едет на поезде, голова качнулась как при торможении. Ленька резко открыл глаза и почувствовал над собой чье-то тяжелое дыхание, и понял, что этот кто-то, за веревку, тянет из-под него мешок с остатками запасов еды. С размаху, кулаком Ленька ударил в самую середину темного силуэта над ним.
– Ой, ой! Сука, боольно! Зачем же сразу бить? Я хотел только посмотреть! – раздался по бабьи визгливый мужской голос.
– Отдай мешок! – рыкнул Ленька, почувствовав свою силу, он вообще считал себя не робкого десятка, драчливым не был, но в драках часто выходил победителем, брал не силой так куражом.
Хватка супостата ослабела, мешок остановил свое движение из-под Ленькиной головы. Затеплилась спичка и Ленька, к в своему удивлению, увидел лицо бритого господина в шляпе.
– Тиша! – сказал господин.
– Сам тише! – резко парировал Леонтий.
– Я-Тихон! Зовут меня так – Ти-ша, – представился господин. – А ты кто? Что-то я тебя здесь раньше не видел.
– Я Леонтий, Леонтий Григорьевич Семенов! Приехал издалека, отсюда не видно. Хочу работу найти, друг обещал помочь, – и Ленька откровенно, как на духу рассказал все Тихону.
– Лет-то тебе сколько? – спросил Тихон. – Не так-то легко сейчас с работой. Попробуй, может у тебя получится, а я уже давно перебиваюсь случайными заработками. А ведь я художник.
– Правда? Художник? Не видел я никогда живых художников, – Ленька с любопытством пытался разглядеть нового знакомого. – Мне уже двадцать восемь лет, двадцать девятый пошел.
– А мертвых художников видел? – усмехнулся Тихон. – Тебе больше двадцати не дашь, чубатый.
Леньке показалось, что над ним смеются, насупился: – Давай спать, рано еще. Тихон шаркая вернулся в свой угол, за куртину из ящиков, пару раз кашлянул, повозился, шурша бумагой и, видимо, заснул.
Темнота сразу перестала быть такой зловещей и пугающей – подкашливание и храп Тихона делали ее уютней. Ленька подсунул под себя еще две доски и заснул.
Ему снова снился поезд, мелькание вагонов, потом за ним кто-то гнался, а он, тяжело махая руками, поднялся в воздух и взмыл над городом, под ним были маленькие, как спичечные коробки, дома, а люди меньше муравья..
– Вставай! Надо уходить, а то нас здесь поймают, – торопливо шептал Тихон Леньке на ухо – пойдем!
– Сейчас-сейчас, – Ленька огляделся, было по прежнему темно, но спать уже не хотелось – Что ночь еще?
– Нет, здесь в подземелье темно и днем, видишь, в щелку солнце светит и здесь немного посветлее стало… Видно уже утро давно.
Для Леньки это было первое утро без петухов, и без света из маленьких деревенских окошек. Вдвоем с Тихоном они медленно двигались к выходу. Тихон чувствовал себя увереннее, видно бывал здесь, но по-стариковски шаркал ногами, пропустив вперед Леньку, который тоже сориентировался и уже бодро поднимался по ступенькам наверх. Снизу надавил на широкий люк, но он не поддавался. Неужели их заперли снаружи? Там были ушки от замка!
– Сейчас подмогну, – снизу заторопился подняться Тихон, поняв в чем дело.
Но Ленка снова надавил, поднатужился и квадратный тяжелый люк со скрипом открылся. Они щурясь от солнца выскочили из подвала и скрылись в глубине проходных дворов. На ярком свете Тихон уже не казался таким важным господином. Его, когда-то приличная, одежда выглядела потрепанной и обветшавшей, брюки из черного стали неопределенного цвета, на старом пиджаке были заплатки, но из платочного кармашка висела начищенная стальная цепочка на которой блестел окуляр монокля. Тихон щурился на свет и явно плохо видел, надвигая зеленоватую шляпу с коричневой лентой ниже на какие-то бесцветные, тусклые и невыразительные глаза. А причина его неуверенной походки была в рваных штиблетах, которые давно порвались. У правого была спереди оторвана подошва, «просила каши», и при ходьбе загибалась внутрь, создавая ту самую хромоту и шарканье.
