Прибежище - страница 12



Начал он с жонглирования мячиками – сначала с двумя, затем добавил третий и стал ловить их, перекидывая затем как-то хитро – через шею, голову и спину. Затем добавил еще два, а затем вытащил всех пожелавших на сцену и стал учить их жонглировать крупными легкими кольцами, что было для них гораздо проще, чем в случае с мячиками.


11


Когда представление окончилось, Люба очнулась, осознав, что все это время сидела как зачарованная, словно попала в волшебную, теплую и светлую страну. Родители с детьми уже все разошлись, а она все сидела на своей последней скамейке. Собирающий на сцене свои шары и обручи Владимир чуть насмешливо взглянул на нее.

Впрочем, его насмешливость была напускной – на самом деле его сердце болезненно сжималось от ее брошенного вида, так же как оно сжалось, когда он впервые увидел мать после шести лет, проведенных в разлуке. Он ничего не мог поделать со своей неумеренной сострадательностью.

А она, похоже, так и осталась в душе той девочкой? Тем хуже для тебя.

– Если ты так расстроена концом представления, то я могу еще пожонглировать и повытаскивать гирлянды лично для тебя, – предложил он, тем не менее. Когда действия расходятся с намерениями – это про него…

– Нет, спасибо, – она улыбнулась.

– Тогда, может, мороженого?

– Давай, – согласилась она.

Сходив к ларьку, он принес ей эскимо, и она поблагодарила. Некоторое время была тишина. Люба смущенно ела мороженое, а Володя молчал, пытаясь представить себе, с какой ноты тут начать общение – с учетом того, что он о ней знает и того, что она не знает, что он знает…

– Твои родители… живут где-то в другом месте?

Он, разумеется, знал настоящий ответ, но не знал, насколько откровенной она может быть с ним, что и решил осторожно проверить.

И ответ его несколько удивил:

– Да, они живут в столице, так же как и мой брат…

– Понятно…

Она поставила их обоих теперь в трудное положение… А когда она лжет, у нее становится особенный голос – тихий, как у ребенка, признающегося, что это он съел все варенье. Кляня ситуацию, в которой они оказались – и что теперь со всем этим делать? – он задал нейтральный вопрос, чтобы успеть прийти в себя и сообразить, что дальше:

– Сколько ты намерена здесь пробыть?

– Не знаю пока… Я хочу здесь пожить какое-то время.

– Тогда ты, наверное, ищешь работу?

– Да, я ищу ее, но ничего пока не нахожу…

– Неудивительно – в этом городе ее практически и нет…

– Как же здесь люди живут?

– Кто-то живет на пособие или пенсию, кто-то уезжает, кто-то нашел свое место, а кто-то спивается и умирает.

Помолчав, он добавил, чтобы сохранить хоть какой-то оптимизм в этом наброске:

– Но каждый раз, как я делаю представление, и на него приходит толпа детей, я понимаю – город все же живет.

– Вот почему ты выбрал эту профессию?

– В частности, да… А может, еще и потому, что другого пути у меня и не было.

– Ты закончил цирковое училище?

– О, нет… Я самоучка, можно так сказать. Увлекался всякими фокусами, жонглированием еще с детства, любил выступать в школьном КВН… А потом учился несколько месяцев на больничного клоуна, и поступил туда же на работу. Когда не занят в больнице, выступаю здесь, в парке. Здоровых детей ведь тоже надо радовать, не только больных.

– Здорово, что ты нашел свой путь, – искренне сказала она.

– Да, не всем так везет.

Помолчав, она высказала то, что ее продолжало беспокоить:

– Если я не найду работу в ближайшее время, мне придется уехать… Ты не можешь подсказать мне что-нибудь?