Приходские повести: рассказы о духовной жизни - страница 20
– Всегда так! Сначала в магазин. Кесарю – кесарево.
Пыль отброшена.
Остатки весенних надежд, нежные и хрупкие, как слюдяные крылышки, разлетелись в разные стороны. Вета, выйдя из храма, домой ехать не захотела.
– Коза! – авторитетно высказалась Светик и топнула точеной ножкой. Светик постарше Веты года на три и особенно не стесняется в выражениях. Мил даже во второй вечер не появился в храме, а слушать высказывания Ирины Георгиевны у Веты духу не хватало. – Останешься у меня ночевать. Я тебя домой нынче не пущу.
Возражать Светику трудно.
Никто не сказал бы, глядя на Светика, что судьба у нее ядовитая. Первый ребенок умер, прожив три месяца, на руках. Единственная девочка страдала астмой, муж – тяжелой формой алкоголизма.
Начинала Светик приобщаться к церковным послушаниям за свечным ящиком. С намерением уйти в монастырь. Хоть в какой-нибудь, но только бы уйти. Однако отец Игнатий не благословлял. Тогда Светик наступала на него, рявкала и требовала, поскольку духовный отец, принять меры. Отец Игнатий бегал от Светика, прятался. Было странно видеть, как изящная кареглазая блондинка величественно движется навстречу измотанному священнику, а тот пятится обратно в храм. Бог миловал: Светик из прихода не ушла, а отец Игнатий наконец поставил ее старостой.
Должность старосты, именно в общинке отца Игнатия, казалось созданной для Светика. Она так и говорила: по молитвам батюшки во мне проснулись организаторские способности. Ее низкий, хорошо поставленный голос (за послушание несколько лет пела на клиросе) и строгая манера одеваться производили солидное впечатление. Изменить ее решение не мог и сам отец Игнатий.
– Отче, воля ваша. Я не думаю, что так и так будет полезно.
Управой на новую старосту была лишь матушка Ольга. Та, в случае конфронтации Светика с настоятелем, дерзновенно входила к отцу Игнатию в кабинет, в приемной которого стоял Светиков стол. Пронзительные глазки верно оценили диспозицию.
– Отче! Ваша галка снова денег просила?
Светик, вздохнув, изменяла свое решение на матушкино.
Прихожане православной церкви. Фото А. Петренко
Схимница Ольга почти безвылазно сидела на Алексеевском подворье, возможно, со времен Великой Отечественной войны, и умирать намеревалась тут же. Районная власть, меняясь, передавала ее как эстафету: мол, тяжелый случай. Лучше – миром.
Мыкалка Светика любил до самозабвения и часто подолгу пил у нее чай.
– Мама! – называл он Светика. Пожалуй, она была единственной, кого Мыкалка любил. Именно любил – хотя к каждому относился с уважением и трепетом.
Светик приглашения (переночевать у нее) более не повторяла. Винегрет все же нарезали, половину съели, затем напились чаю, и Светик проводила Вету до дверей.
– Если что, приходи. Поняла?
– Да, – тихо ответила Вета.
Решила идти домой.
Живо представились Вете кухонные постовые мелочи. Они словно бы звали к себе, ожидали Ветиного появления. Вроде бы и нет их, а как вспомнишь, так ладошки зачешутся. Свежие овощи, нарядная посуда, веселый запах чая. И щи по-монастырски.
Ирина Георгиевна вовсе не была неряхой и злобной старухой. Вета лучше, чем кто-либо, знала, сколько трогательных воспоминаний у матери. Даже запомнила несколько фрагментов. Вот один.
Серафимо-Дивеевский монастырь. Нижегородская область, Дивеево. Фото А. Одегова
– В Дивееве я оказалась давно, не помню, когда. Хотела там послушницей остаться. Сам монастырь плохо помню, помню только, что все время есть хотелось. И вот, как-то раз приехали мы, паломники, с Серафимова источника, и сидим, ждем, когда кормить нас будут. Все мокрые. Лето заканчивалось, прохладно на улице. И вот, смотрю я: монашенка связывает ниточками большие пучки укропа, петрушки, лука зеленого. Словом, всякой зелени. И опускает в чан, что ли, и кипяток. И тут одна паломница говорит: у меня немного муки есть. Монахиня ей: Слава Богу, давайте. Другая откликнулась: у меня гречка. Картофелина нашлась, и соль, и маслицем заправили. Такие щи вкусные были! Никогда в жизни так не ела. С тех пор так и готовлю: всего по щепотке. Выходят щи по-монастырски. Вкусные!