Первая часть обсуждения заняла минут пять. Был вызван метрдотель, подошел старший официант, и вместе они наклонились над меню, тихими голосами рассуждая о вкусах, запахах и особенностях блюд, о достоинствах винных погребов и винтажей. Беннетт откинулся на спинку стула и чувствовал себя совершенно счастливым. Посмотрите, хотелось ему крикнуть, вот три профессионала, искушенных в каждом нюансе гастрономической науки, и они спорят о том, какое сочетание вкусов и текстур доставит мне наибольшее наслаждение. Он вспомнил, что в последний раз он «выходил в свет» в кафе к Леону – обед за пятьдесят франков и бумажные салфетки. Ах, как бы ему хотелось пригласить Анни и Леона в такой ресторан! Вот уж они бы тут развернулись… Да и кто бы не развернулся? Все-таки приятно быть богатым или хотя бы чувствовать себя таковым.
Наконец совещание закончилось, верхи ресторанного менеджмента удалились на кухню, и к Беннетту подплыл официант с бокалами и серебром, которые он с ловкостью фокусника разложил на столе. Он переставил вазу с живыми цветами на сантиметр влево, разгладил рукой воображаемую складочку на белоснежной скатерти и неслышно отступил назад. Беннетт вытащил записки По и начал читать.
Первая страница начиналась с неподписанной цитаты: «Человечество изобрело вакцины, антибиотики, компьютеры, человек полетел в космос и установил антенны на Луне, однако до сегодняшнего дня он так и не научился выращивать трюфели в искусственных условиях». Ниже была изображена простая диаграмма, иллюстрирующая количество собранных грибов во Франции за последние сто лет. Беннетт пригляделся: так, в 1905 году собрали почти тысячу тонн, а хуже всего пришлось в 1987-м, тогда урожай не превысил шестидесяти девяти тонн. Прогноз на 1995–1996 годы был совсем пессимистичным: ожидалось собрать всего двадцать тонн, хотя предполагаемый спрос оценивался в шестьдесят – восемьдесят тонн. Беннетт глотнул шампанского. Да уж, теперь понятно, почему модные деликатесные лавки в Париже заламывают такие цены – восемь тысяч франков за килограмм. Этот рынок напрямую зависит от поставщиков. Беннетт попытался подсчитать, сколько стоит тонна трюфелей, но тут за спиной его возник сомелье – специалист по винам. «„Шассань-Монтраше“ тысяча девятьсот девяносто два», – сказал он почтительным шепотком. Беннетт кивнул. Фольгу размотали, пробку вытащили с должным уважением, и до носа Беннетта донесся изысканный запах виноградного нектара. Он отложил в сторону листки бумаги и целиком сосредоточился на еде.
На первое подали спаржу – свежую, чуть припущенную, бледно-зеленую с лиловыми верхушками, залитую смесью бальзамического уксуса и оливкового масла, разложенную на тарелке с искусством художника. Беннетт съел все и подтер остатки соуса кусочком хлеба. Это блюдо напомнило ему первый французский батон, который он попробовал много лет назад. Нет ничего слаще вкуса ностальгии, решил он. Когда тарелка выглядела так, будто ее облизала дюжина кошек, он откинулся на спинку стула и снова взялся за заметки По.
Судя по всему, интерес По к трюфелям не был чисто гастрономическим, и любопытство Беннетта разыгралось не на шутку. Он был заинтригован. По что, пробовал выращивать трюфели? Почему он подчеркнул вот этот абзац? «В момент созревания спора прошлогоднего трюфеля переносится (насекомым, животным, дождем, ветром) в землю. Там она прорастает в эмбрион, чье вегетативное тело, или мицелий, состоит из нитеподобных волокон, называемых гифами. Гифы грибницы образуют симбиотическую систему с корнями деревьев, называемую микоризой, и высасывают из корней сок, который кормит паразитирующую культуру трюфелей». За этим следовали замечания о типах почвы, розе ветров, широте, видах деревьев, количестве выпадающих осадков, а также выкладки по «прорывам» в сборе трюфелей, замеченным в разных районах Франции на фоне общего обнищания страны этой культурой.
