Олег поймал поводья и, поворачивая бричку в сторону дороги, ненароком взглянул на старый дом.
В окне на втором этаже в этот момент на мгновение вспыхнул фонарь, будто кто-то перемещался по дому, и тут же погас.
– Ты видел? – спросил Олег у кучера.
– Что, барин? – переспросил Герасим.
– Как будто свет в окошке, – ответил Олег и чуть привстал.
Герасим перекрестился и, изменившись в лице, совершенно невероятным образом запрыгнул обратно:
– Свят-свят!
Кобыла натужно заржала и что есть прыти понесла бричку прочь от нехорошего дома.
На второй половине пути Олега опять развезло – то ли от крепкого вина, что снова взыграло в нем, то ли от тряски и скорости, с которой Герасим гнал бричку до самого дома. Поэтому, войдя в свою опочивальню, Олег разделся до исподнего и, как срубленное дерево, упал на большую дубовую кровать, устланную пуховыми перинами, и уснул.
Всю следующую ночь его мучали кошмары. Видения смеющегося полковника и его супруги перемежались с бешеной гонкой Герасима, который безрезультатно пытался скрыться от вездесущего взора старой графини, следящей за ними из окна своего старого особняка.
В конечном итоге проснулся Олег от грубого смеха, которым залилась старая графиня.
Он резко открыл глаза и сел в кровати, часто дыша и покрывшись испариной, как молодой жеребец после дикой скачки.
Придя в себя, он осмотрелся и расслаблено упал обратно на подушки, перекрестившись несколько раз, – привидится ведь такое!
Окончательно придя в себя, он оделся в домашнее и, выйдя на балкон своей опочивальни, потянулся и огляделся.
День выдался такой же теплый и почти безветренный, как и предыдущий, разве что облаков на небе стало чуть больше, но плыли они крайне неторопливо и безмятежно.
Перед домом садовники облагораживали клумбы, подрезая розовые кусты, а пожилой плотник Степан постукивал своим топориком, правя новую половую доску на главном крыльце.
Чуть поодаль, впереди, за клумбой, стояли девки с ведрами, кадушками и чистым бельем. Они обступили Герасима, который, придерживая лошадь одной рукой, второй усердно размахивал, что-то рассказывая им. То и дело кто-то из девиц крестился, громко удивляясь и качая при этом головой.
– Параша! – рявкнул на одну из девок Олег. – А ну пойди сюда.
Девка в красном переднике, которая стояла, подбоченясь, возле Герасима, посмотрела в сторону дома и быстро подбежала к нему, остановившись под балконом.
– Чаво, барин, изволите?
– Чаво-чаво! – передразнил ее Олег. – Почем стоите без дела?
– Так Герасим сказывает, как вы не убоялись ехать дорогой мимо старого поместья, – сообщила Прасковья.
– Вам занятие придумать или сами знаете? – спросил Олег. – А ну за работу! – повысил он голос.
Герасим тут же прервал свой рассказ и, лихо вскочив в седло, легкой рысью скрылся по направлению конюшни. А девки, продолжая шушукаться и мельком переглядываясь с Прасковьей, поспешили по делам.
– То-то! – произнес Олег. – А ты подымись, – попросил он Прасковью.
Затем он зашел обратно в дом и перекрестился.
– Чаво изволите, барин? – спросила Прасковья.
– А ну поди, не обижу, – поманил ее Олег.
Прасковья подошла ближе, и Олег, мысленно представляя ее без одежд, улыбнулся как довольный кот.
– Замуж тебя хочу выдать. А то сам соблазню!
– Ох! Чаво удумали, барин, – возмутилась Прасковья.
– А что ты нос воротишь от Герасима? – спросил Олег. – Я что, не вижу, как он тебя обхаживает?
