– Ты – лох. Потому что сам признался, что «кровавое воскресение» твоих рук дело. И теперь тебе уже никак не отвертеться. А начнешь вилять, я тебя ткну носом в протокол, где черным по белому записаны твои собственные показания!
– А чего мне надо было говорить? – возразил Николай. – Что не я это сделал? Смешно. Вся страна знает, что это моих рук дело.
– Умней надо было себя вести. Я бы на твоем месте так сказал: «Какое еще «кровавое воскресенье»? Первый раз про это слышу. Какой кошмар! Кто же это мог сделать?! Возможно, они все сами самоубийством покончили!».
Милов засмеялся:
– Вот как отвечать надо. Учись, пока я жив. Я когда кого-нибудь топил, больше всех потом орал. По лесу всю ночь с факелом рыскал. А-у!
А-у-у! В церкви лоб до крови разбивал. Молился, чтоб его нашли. Хотя прекрасно знал, что сам его собственными руками в реке утопил! Потом, когда труп находили, я на похоронах убивался! В могилу прыгал, похороните меня вместе с ним! Не могу жить без него!
– Все равно у меня жмуров больше! – возразил Николай.
– Это твое частное мнение!
– Я – помазанник божий, а значит мое мнение – это мнение всего русского народа плюс самого Господа бога!
– А я плевать хотел на твое мнение!
– Тогда ты просто мудак какой-то! – не выдержал Николай.
– Что ж ты при детях материшься, алкоголик! – не выдержала Аликс.
– Закрой рот, женщина! До тебя тоже скоро очередь дойдет! – одернул ее Милов и снова разлил бензин по стаканам. – Давай по второй, Николай! Тебе сейчас это просто необходимо!
– Мне это просто необходимо! – подтвердил бывший император.
– Ему каждый день это необходимо! Замучил меня, алкоголик проклятый! – заплакала Аликс.
– Больше этого не повторится! Я лично проконтролирую! – Милов взял маузер и продул дуло.
– Он проконтролирует! – подтвердил Николай. – Давай выпьем за нашу дружбу! Твое здоровье!
– Будем здоровы!
– Ни стыда! Ни совести! Сил моих больше нет! Пошли, дети! Глаза бы мои его никогда не видели! – Аликс вытерла платком слезы и приподнялась со скамейки.
– Сидеть! – Милов направил на нее маузер.
Женщина немного поколебалась, но, посмотрев на пьяного судью, решила не испытывать судьбу и вернулась на место.
– Когда я был императором, я мог любого в бараний рог скрутить! – стукнул кулаком по столу Николай. – Потому как я был самый крутой бегемот в России. Сейчас я тоже крут, но прежней крутизны уже нет. Правда, в последнее время у меня появилась надежда.
– Какая такая Надежда и где она появилась? – не понял Милов.
– Только тебе одному, как лучшему своему другу, открою страшный секрет и государственную тайну! В самое ближайшее время меня должны освободить!
– От чего освободить? – снова не понял Милов.
– От всего! В самое ближайшее время я возвращаюсь на трон!
– Ох! Трепло! – прокомментировала Аликс.
– Хорошо. Допустим, тебя освободят! Что ты будешь делать? – полюбопытствовал Швейк.
– Самый главный и священный долг мой перед русским народом – это вернуть крепостное право! Ибо после его отмены пошли все неисчислимые беды земли русской, смуты и потрясения. Когда мой дед послушался безумного совета какого-то проходимца и крепостное право отменил, все было поставлено с ног на голову. Впрочем, бог ему судья!
– Что такое крепостное право? – не понял Швейк.
– Крепостное право – это самое благодатное состояние души человеческой, поскольку душа крестьянина гармонично соединяется с душой помещика. Крестьянин пашет, сеет, выполняет другие полевые работы, а помещик заботился о его душе, наставляет в нравственности и хорошем поведении, защищает от вольнодумства и всяческих соблазнов. Получение свободы крестьянину это также противоестественно, как если бы свободу получили наши руки или ноги. Т.е. они бы шли, куда хотели, и делали, что хотели!
